Раньше была ссылка: www.angelfire.com/moon/drsinner/Asatrumiscon.html
Dr. Samuel Sinner
Thoughts on Various Popular Misconceptions among Some Modern Asatru Followers
A man to be pitied, with an evil nature,
Is he who ridicules everything,
Unaware of the most important thing:
He is not without faults of his own.
Hбvamбl 22
Introduction
The comments below are not meant to criticize all Asatru organizations, or even all members of any such groups. They are directed at only some ideas of some modern followers of Asatru, and certainly not at Asatru itself. These observations are offered only as one scholar's concerns about certain pseudo-scientific aspects of various modern versions of historical reconstruction of the religions of ancient Indo-European, Germanic, Scandinavian, and related groups.
Polytheism romantically idealized and presented as tolerant as opposed to monotheism demonized as intolerant
The fact is that persecution for religious-political reasons has never been limited to monotheistic religions. Ancient Romans murdered thousands of Christians for not sacrificing to the state gods. As the nightly news not infrequently informs us, some modern radical "polytheistic" Hindus commit terrorism and murder in the name of religion, murdering monotheistic Muslims and Christians. In medieval Scandinavia, Christians were economically penalized for not being pagans. These observations are not at all intended to deny the atrocious human rights abuse record of the Catholic Church throughout world history, but only to offer some balance and perspective on the issue of religious tolerance and intolerance.
Scandinavian Paganism presented as fundamentally anti-Christian
Medieval Asatru was often ecumenical and eclectic. Pagan jewelers made Thor's hammers and Christian crosses from the same mold. For photographic documentation, see Thomas A. DuBois, Nordic Religions in the Viking Age (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1999), page 160, figure 4. We know that some Germanic pagan priests worshipped Odin and Christ alongside each other, seeing no contradiction whatsoever between the two. Moreover, seiрr was borrowed by medieval Asatru from the Finnish people, a group of utterly non-Indo-European descent. Modern scholarship increasingly argues that ancient Indo-European and Near Eastern peoples and cultures interacted with each other to the point that each influenced the other's myths and religions. Near Eastern Gilgamesh influenced Homer and the Rigveda, both of which are of Indo-European descent. The Indo-Europeans borrowed from or at least shared the practice of sacrifice with the Near Eastern peoples--even human sacrifice, a taboo subject among some modern Asatru followers. Cultural interaction and principled syncretism constitute a normal dynamic in world history. There is no such thing as a "pure" European religion, since at some of the earliest stages of their history, European ancestors had already absorbed fundamentally non-European elements into their myths, religion, language, etc.
Asatru adaptations of Christian ideas and practices
Some modern Asatru groups require a membership oath of renunciation of Christianity, and sometimes of all other religions. That is nothing other than adopting and reformulating the traditional Christian oath denouncing paganism. Many modern Asatru followers condemn kneeling or bowing to the gods in prayer. That is a purely anti-Christian reaction, which incidentally overlooks the fact that Eastern rite Christians stand in prayer to show respect, in contrast to Western Catholics who kneel in prayer for the same occasions. Archaeological artifacts prove that ancient Germanic peoples bowed and kneeled in prayer. In the Bibliothиque National of Paris, there is preserved a Roman bronze figure of an ancient Germanic pagan praying, not standing, but kneeling, and with arms and head lifted up towards heaven. A photograph and commentary on the bronze figure are available in the scholarly study of R. L. M. Derolez, Gцtter und Mythen der Germanen (Einsiedeln/Zьrich/Kцln: Benziger Verlag, 1963), page 225 and illustration number 27 between pages 240 and 241. Some modern Asatru followers condemn even the idea of sin, whereas scholarship demonstrates that the ancient Germanic peoples had the same concept of sin and of propitiating the gods by sacrifice possessed by the Near Eastern and Semitic peoples, not to mention other Indo-European descent groups (cf. the Hindu Rigveda, Zoroastrian scriptures, Greek and Roman religion, etc.). We know from the historical accounts of Sigvat from ca. 1019 that the Scandinavian pagans feared the wrath of Odin should they displease him. On the latter point, one may consult the classic study of former Professor of Ancient Icelandic at the University of Oxford, E. O. G. Turville-Petre, Myth and Religion of the North. The Religion of Ancient Scandinavia (NY/Chicago/San Francisco: Holt, Rinehart and Winston, 1964), 230-31.
Those modern Asatru followers who want a monolithic creed are again imitating the Catholic Church. In ancient times, pagan religion was typified by a rich diversity of local variations. There was no national organization overseeing or legislating the cults of each family or hof. But though there was unity in diversity, not unity in uniformity, nevertheless, that didn't mean there was never any religious animosity between various hofs, families, or regions.
Despite the fact that even ancient pagans had dogmas (see below), absolutizing symbolic systems by formulating and then requiring adherence to set Asatru creeds is a Christian influence upon certain sectors of some modern Asatru groups. There is no reason why Asatru could not simultaneously condemn the history of the Catholic Church's human rights abuses and also be ecumenical and recognize that the divine is worshipped in all religions under different names and in different ways, whether those systems be monotheistic, henotheistic, or polytheistic. This by no means implies that one religion's beliefs should be forced upon another religion. There will never be complete agreement about anything in this world, and in some matters that is perhaps for the best. But for the sake of the peaceful societal coexistence of peoples of varying religious affiliations and for the promotion of world peace, would it not be wise for both modern monotheists and pagans to abandon and leave behind ancient mutual hatreds? A religion that defines itself by what it is not, by what is wrong in another religion, will only with great difficulty be able to form a positive self-identity based upon what is good, attractive, and enchanting in its own system of beliefs. No great world religion should be condemned as such. Religions are generally noble in themselves. It is usually a religion's hierarchy members that oppress other religions and indeed not infrequently persecutes their own members. And that could theoretically apply to Asatru and Christianity alike, in different ways of course.
A few modern Asatru followers have argued that modern physics, which stresses a "multi-verse" instead of a "uni-verse," supports polytheism against monotheism. But the anti-monotheistic "physics" argument is invalid because modern physics argues that all the multiplicity of forces are ultimately one, as in Einstein's Grand Unified Field Theory. In any event, to bring physics into the debate on monotheism and polytheism seems somewhat questionable to begin with. Indeed, many modern pagans view the entire cosmos holistically as a unified, interconnected and organic whole, as a single entity, as in the Rigveda's concept of the Universal Man, or Purusha. What could be legitimately argued is that the One has many faces or manifestations, which may all be embraced within each cultural-specific context, and all symbolic systems deserve to be respected in an ecumenical manner, and rightly protected from any unprincipled syncretism that would attempt to water down any of the various forms of the individual world religions.
"Pagans knew no concept of sin and had no dogma, priesthood, intolerance, or ecumenism."
In one of the standard textbooks on mythology, Mark P. O. Morford and Robert J. Lenardon, Classical Mythology. 2nd ed. (NY/London: Longman, 1977), the authors rightly observe that the god of Solon, as portrayed by Herodotus, "is not unlike the wrathful deity of the Old Testament" (78). The same textbook correctly exposes as falsehoods the assertions that ancient Greek pagans did not have a "strict dogma," no concept of sin, and that their polytheism made them completely tolerant in religious matters (cf. 89). As Morford and Lenardon remind us, Homer was accorded a semi-biblical status, akin to Shakespeare's role as "scripture" in literary "humanism" today; the mystery cults required strict adherence to "dogma and ritual"; and Hesiod held that his writings were "divine revelation with a vehement biblical authority" (90). Greek paganism had a sacerdotal class and the state was maintained "by custom, tradition, and strict moral and ethical codes of behavior" (ibid.). Moreover, the accounts of resistance to the novel cult of Dionysius demonstrate that polytheism is not necessarily typified by religious tolerance, "and one could be put to death (in Athens of all places) on a charge of impiety" (ibid.). Indeed, the Greeks "thought profoundly about . . . the meaning and consequences of vice and virtue" (ibid.). The description in the myth of Er of the torments of hell and the beauties of heaven are equal to such descriptions in several "of the so-called higher religions" (ibid.).
Additional similar evidence of the pseudo-scientific nature of some modern reconstructions of pagan religion is not lacking. The Greek pagan Orphic cults were led by a theologian or "prophet (theologus) who with his priests and disciples committed to writing holy words (hieroi logoi) that provided a bible for dogma, ritual, and behavior" (ibid., 275). According to some ancient stories, the prophet Orpheus was killed "because of a conspiracy of his countrymen, who would not accept his teachings" (ibid.). Some ancient accounts suggest that Orpheus' murder was the result of rivalries between his own religious cult and that of Dionysius (ibid.).
No one denies that the Greeks also placated or appeased the deities by means of sacrifices. Concepts of salvation from sin and resurrecting gods are deeply rooted in the pagan Greek mystery religions. From this angle, Christianity is eminently congruous with the religions of the Indo-European descent groups, for though it has Semitic, Jewish roots historically, it later adopted Greek, Roman, and Germanic (especially) Gothic pagan thought, manners, and ethos. Indeed, who could deny the similarity between the Church's teachings and the Greek pagan Orphic concepts of sacred scripture, the body as a prison of matter, some sort of original sin concept, post mortem blessings for the righteous and penalties for the unrighteous, and purifying flames that lead the soul finally to union with God in the heavens? (cf. ibid., 278-79). Not to deny the historical accounts of conversion by the sword, such extensive parallels between the Church and paganism nevertheless help explain, to a certain extent at least, the success of Christianity among ancient heathens. That we hear of pagans who worshipped Odin or Thor alongside Christ also shows us the compatibility, from some pagans' viewpoints, between heathenism and Christianity.
Some Asatru "clergy" have argued that praying to the deities or lower spirits to intervene in human affairs is a form of degenerate magic which originated from the Church, and as a Christian influence, should be rejected by Asatru. This assertion exhibits a blatant ignorance of the history of religions. Such "forcing" of the gods or of God to intervene in or to change the course of worldly events at the individual or societal level through prayer, sacrifices, or incantations is by no means restricted to Christianity, but is a well-nigh universal phenomenon in ancient and modern world religions, including medieval Scandinavian paganism's intercessory runic inscriptions, sacrifices, and petitioning of the gods and lower spirits.
Regarding the fact that the ancient Germanic and medieval Scandinavian peoples, like other Indo-European descent groups in general, had, with regional variations of course, an elite sacerdotal class of priests and priestesses, which is often denied in some sectors of modern Asatru, one can simply consult the following standard scholarly works on the question to discover the facts:
R. L. M. Derolez, Gцtter und Mythen der Germanen (Einsiedeln/Zьrich/Kцln: Benziger Verlag, 1963), 234-40.
Ernst Alfred Philippson, Germanisches Heidentum bei den Angelsachsen (Leipzig: Bernhard Tauchnitz, 1929), 180-93.
E. O. G. Turville-Petre, Myth and Religion of the North. The Religion of Ancient Scandinavia (NY/Chicago/San Francisco: Holt, Rinehart and Winston, 1964), 260-63.
"Picking and choosing" from Norse mythological texts
At times, some modern Asatru followers will reject any part of the Edda or Norse mythology in general that does not agree with their preconceived ideas of Asatru religious reconstruction or with their own personal morality by labeling such passages nothing other than "Christian influence." Regarding marital faithfulness, when the Vцluspб (strophe 45) condemns adultery, this does not reflect a Christian influence upon medieval Scandinavian paganism. Consider, in Greek mythology Hera's anger at Zeus' infidelity. The same goes for the Norse myth of the Giant Bergelmir escaping a primordial deluge of blood with his household (cf Vafюruрnirmбl strophe 35 and Snorri Edda chapters 7-8). The Edda story is merely an independent version of an ancient Near Eastern story about a great primordial deluge and was not "invented" in imitation of the biblical story of Noah. This Near Eastern story influenced the Indo-Europeans long before the Book of Genesis was even written. That a similar story was known in ancient Jewish sources, for example in Genesis 6, the Book of Enoch, and various midrashic legends that tell of a deluge that wiped out all the Giants save one named Og, these parallels by no means establish literary dependence of the Edda on the Bible. Both were mutually and independently influenced by ancient Near Eastern deluge stories.
"Picking and choosing" religious adversaries
One Asatru web site I have viewed confesses that Judaism is a valid religion, but that any religion teaching incarnation of the divine is a "cult." The reference is obviously to Christianity. But this claim first of all overlooks the fact that Christianity is merely an ancient version of Judaism. Secondly, the idea of divine incarnation is far more prevalent in Hinduism than in Christianity, and Hinduism is just as Indo-European a religion as is Asatru. Hinduism is certainly a valid world religion, and by no means a "cult" in any pejorative sense of the word whatsoever. Hinduism teaches that several humans have been incarnations of various deities, in contrast to the Church, which usually reserves incarnation solely for Jesus--though Thomas Aquinas clearly teaches that it is possible for other divine incarnations beyond Jesus Christ. In Egyptian religion, the ruler was considered the embodiment, which means the same as "incarnation," of the deity Horus. Many other pagan societies have considered the king as a divine embodiment or incarnation.
The same web site under discussion claims that pagans see the world as good, whereas Christianity views matter negatively. This statement seems utterly unaware of the fact that Christianity, being Jewish in its origins, shared with Judaism the belief that all creation is good, in accordance with Genesis 1. Members of the Church never viewed the body or matter negatively until Christianity adopted philosophical ideas from pagan Greek Neoplatonism.
Lastly, the same web site argues that any religion founded by an individual instead of the "folk" is a false religion. This is yet another veiled reference to Christianity. But Zoroastrianism and Buddhism are two Indo-European religions, and both were founded by individuals, Zoroaster (Zarathustra), and Siddhartha, known as the Buddha. Perhaps the authors of the web site under discussion seem unaware of the fact that Zoroastrianism and Buddhism are Indo-European religions. The Zoroastrian scriptures are written in Avestan, and the Buddhist scriptures are written in Pali, and both are Indo-European languages, as even a cursory reference to any standard English dictionary will reveal. Moreover, Judaism, acknowledged by the site as a valid religion, was also founded by an individual named Abraham (some would say Moses, or even later, King Josiah). It appears that some modern Asatru followers pick and choose based on historical ignorance and religious prejudice which world religions they decide to declare and pontificate upon as "false" or as "cults."
Reconstructing pagan beliefs from "semi-pagan" literature
In a recent study, Nordic Religions in the Viking Age (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1999), Thomas A. Dubois correctly emphasizes some of the fundamental errors of previous scholarship's almost "archaeological" dissection of the Norse or Icelandic sagas, and its approaching the texts as if they could be divided between "earlier pagan" and "later Christian" elements (cf. 205). In this way, older authorities "ignored the intricacies of the Christianity they sought to bracket, its own changing and pluralistic nature" (ibid.). The story of the conversion to Christianity entailed not only conflict, but also continuity. The sagas are, in short, thoroughly Christian compositions that do not seek to erase all traces of paganism, but which endeavor to preserve pagan ideas in a new era transformed through intercultural contact.
As Karen Louise Jolly argues in her study, Popular Religion in Late Saxon England. Elf Charms in Context (Chapel Hill/London: University of North Carolina Hill, 1996), that what older scholarship referred to as "semi-pagan" Anglo-Saxon texts, such as Elf charms, and stories of Odin mingled with Christ, similarly do not consist of "earlier pagan" and "later Christian" layers artificially or haphazardly thrown together. Such texts were instead "integrated wholes" (170). They are thoroughly Christian compositions which exhibit Christian pluralism. The same could be said of Beowulf. Such literary works were not covert "survivals" of paganism composed by simple peasants out of the reach of the Church's influence, because the authors of the works in question were "undoubtedly members of clerical communities" (ibid.). Jolly also holds that Anglo-Saxon paganism and Christianity were so compatible because they shared a common Greco-Roman or Mediterranean worldview, especially in the areas related to Elf charms and medicine.
Samuel D. Sinner
Copyright © 2004, 2005 by Samuel D. Sinner
Читать далее!
суббота, 25 сентября 2010 г.
четверг, 29 января 2009 г.
Боги восточных славян. Часть первая. Именование
Разделы:
боги восточных славян,
славянское язычество
О пантеоне славян современному читателю известно мало. То, что преподносят нам так называемые «родноверы—неозычники» есть более вымысел, нежели наука, но основываясь на «авторитете» господина, а вернее «товарища», академика Рыбакова, мы имеем массу работ основанных на славянских диковинках да прибаутках, суевериях и… вышивке.
Да-да, наиболее авторитетным источником у Рыбакова является вышивка, а у родноверов в купе к тоже ещё и поддельная, а вернее «топорно-подельная» «Влесова книга».
Разумеется, таковые труды не удосуживают серьёзного взгляда как у ряда безбожных учёных мужей, так и у скандинавских язычников и православных мужей.
Виданное ли дело: смешать сложившиеся (и разложившиеся к настоящему времени) пантеоны южных, восточных и западных славян, присовокупить к тому свои домыслы и сочинения, да прибавить пригорошнями балтский пантеон, игнорировать скандинавский, перемешать и получить, что, скажем, восточнославянский бог Перун и западнославянский Поревит различаются, а не суть одно; да при отсутствии критического взгляда, создать из политеизма славян чёрте знает что.
От дуализма получаем «Чернобога и Белобога», что близко к богомильству и иным христианским ересям, создаём из пары фраз «верховного бога Рода и рожаниц, кои есть вся Вселенная», да создаём «славянскую троицу» — «Навь, Правь, Явь».
Господа! То не есть пантеон, то есть «Кривь да Кось» полная!
Но вернёмся к нашим… перунам, ибо «перун есть мног».
Что нам известно о пантеоне восточных славян?
1. Источник летописное предание
Летописное предание, кое излагается так:
«Нача къняжити Володимер в Кыеве един. И постави кумиры на хълме въне двора теремьнаго: Перуна древяна, а главу его сьребряну, а yс злат, и Хърса, и Дажьбога, и Стрибога, и Семарьгла, и Макошь.
И жьряху им, наричюще я богы и привожаху сыны своя и дъщери и жьряху бесом и осквьрняху землю требами своими» [1].
Здесь почти всё понятно и ясно по именам:
1) Перун — громовержец, это известно;
2) Хърс — вроде иранский бог Солнца, но о нём после;
3) Дажьбог — кто-то связанный с «даванием» или «дождём»;
4) Стрибог — не ясно, но по-славянски;
5) Макошь — тоже, что и со Стрибогом;
Но вот шестое имя, «Семарьгла» смущает всю стройность. Ну не походит оно на славянское.
Но об этом — после. Обратимся к русским летописям.
В Ипатьевской летописи читаем:
«сего ради прозваша и Сварогомъ . и блжаиша и Егуптяне . и по семъ царствова сынъ его именемъ Солнце егоже наричють . Дажьбогъ семъ тъıсящь и уже и семъдесять дении яко бъıти летома. двемадесятьмати по луне видяху бо Егуптяне . инии чисти ови по луне чтяху . а друзии . деньми лет чтяху . двою бо на десять месяцю число потомъ оуведаша . отнележе . начаша человеци дань давати царемъ Солнце царь сынъ Свароговъ . еже есть Дажьбогъ».
Повесть временных лет (академическое издание по переводу Д.С.Лихачева):
«И после потопа и после разделения языков "начал царствовать сначала Местром, из рода Хама, после него Иеремия, затем Феоста", которого и Сварогом называли египтяне. "В царствование этого Феоста в Египте упали клещи с неба, и начали люди ковать оружие, а до того палицами и камнями бились. Тот же Феоста закон издал о том, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и вели воздержный образ жизни, а кто впадет в прелюбодеяние, тех казнить повелел. Потому и прозвали его бог Сварог...
Того ради прозвали его Сварогом, и чтили его египтяне. И после него царствовал сын его, по имени Солнце, которого называют Даждьбогом, 7470 дней, что составляет двадцать лунных лет с половиной. Не умели ведь египтяне иначе считать: одни по луне считали, а другие (...) днями годы считали; число двенадцать месяцев узнали потом, когда начали люди дань давать царям. Солнце царь, сын Сварогов, то есть Даждьбог, был сильным мужем; услышав от кого-то о некоей богатой и знатной египтянке и о некоем человеке, восхотевшем сойтись с нею, искал ее, желая захватить ее (на месте преступления) и не желая отца своего закон нарушить, Сварога. Взяв с собою мужей нескольких своих, зная час, в который она прелюбодействует, ночью в отсутствие мужа застиг ее лежащею с другим мужчиною, которого сама облюбовала. Он схватил ее, подверг пытке и послал водить ее по земле египетской на позор, а того прелюбодея обезглавил. И настало непорочное житье по всей земле Египетской, и все восхваляли его". Но мы не будем продолжать рассказ, но скажем вместе с Давыдом: "Все, что пожелал, сотворил Господь на небе и на земле, в море, во всех безднах, подымая облака от краев земли". Это и была последняя земля, о которой мы сказали вначале.»
Отсюда можем выделить то, что «Сын Сварога есть Солнце и именуется Даждьбогом».
2. Источник «Киевский Синопсис»
Что ж, обратимся к «Киевскому Синопсису» (1674), за неповсеместным знанием сего текста, воспроизведу нужный отрывок без купюр и сокращений (имена выделены мною):
«31. О ИДОЛЕХ
Впервых постави начальнейшаго кумира, именем Перуна, бога грому, молнии и облаков дождевных на пригорку высоком над Боричовым потоком но подобию человеческу: туловище его бе от древа хитростне изсечено, главу имущ слиянну от сребра, уши златы, ноз железны, в руках же держаше камень, но подобию перуна пылающа, рубинами и карбункулем украшен; а пред ним огнь всегда горяше. Аще же бы по нерадению жреческому ключилося огню угаснути, того жреца, аки врага бога своего, смертию казняху.
Вторый идол бысть Волос, бог скотов.
Третий Позвизд: инии же прозваша его Похвистч неции нарицаху Вихром, исповедающе бога быти воздуха, ведра и безгодия.
Четвертый идол Ладо; сею имеяху бога веселия и всякаго благополучия; жертвы ему приношаху готовящиися к браку, помощию Лада мнящее себе добро веселие и любезно житие стяжати. Сия же мерзость от древнейших идолослужителей произыде, иже некиих богов Леля и Полеля почитаху, их же богомерзкое яяимя и доныне по неким странам на сонмищах игралищных пением Лелюм Полелюм возглашают. Такожде и матерь Лелеву и Полелеву Ладу поюще, Ладо Ладо, и того идола ветхую прелесть Диавольскую на брачных веселиях рукама плещуще и о стол биюте воспевают; и от сего православному Христианину всячески блюстись подобает, да не возбуждение казни Божия бывает.
Пятый идол Купало, егоже бога плодов земных быти мняху, и ему прелестию бесовскою омраченный благодарения и жертвы в начале жнив приношаху. Тогожде Купала бога, или истиннее беса, и доселе по неким странам Российским еще память держится; наипаче в навечерии рождества Святаго Иоанна Крестителя, собравшееся в вечер юноши мужеска, девическа и женска полу, соплетают себе венцы от зелия некоего и возлагают на главу и поясуются ими; еще же на том бесовстем игралищи кладут и огнь, и окрест его, емшеся за руце, нечестиво ходят и скачут и песни поют, сквернаго Купала часто повторяюще и чрез огнь прескачуще, самих себе томуж бесу Купалу в жертву приносят; и иных действ диавольских много на скверных соборищах творят, их же и писати налепо есть. Посем Святаго Иоанна Крестителя празднице еще и о празднице Святых верховных Апостол Петра и Павла свою сеть Диавол запинает чрез колыски, на них же колысущимся приключается внезану спасти на землю, убиватися и зле без покаяния душу свою ипущати. Сего ради и колысок, яко сети диавольския хранитися всякому Христианскому человеку, да не впадет и увязнет в ню, нужда есть.
О облиянии водою на Велик День.
Неции от древних беззаконник источником и езером умножения ради плодов земных жертвы приношаху, а временем и людей в воде тоняху. По некиих странах Российских еще и доселе древняго того безчиния обновляется память, егда во время пресветлаго дне Воскресения Христова собравшеся обоего полу юноши и старый, друг друга по подобию некоего утешения в воду вкидают, и случается наваждением бесовским вверженному в воду или о камень, или о древо разбитися, или утопати, и зле испущати душу свою. Иные же, аще не вкидают в воду, то поливают водою, томужде бесу жертву древних забобонов отновляюще, а ныне в обычай утешения, а не жертвы идолския творят; обаче лучше бы и тому не быти.
Шестый идол Коляда, бог праздничный, ему же праздник велий месяца Декемвриа в 24 день составляху. Обаче аще людие Российский и Святым Крещением просветишася и идолы искорениша, но неции памяти того беса Коляды и доселе не престают отновляти, наченше от самаго Рождества Христова но вся святыя дни собирающеся на богомерзкия игралища, песни но¬ют и в них, аще и о Рождестве Христовом воспоминают, но здеже беззаконно и Коляду, ветхую прелесть диаволскую, много повторяюще присовокупляют. Ксему на тех же своих законопротивных соборищах и некоего Тура сатану и прочия богомерзкия скареды измышляюще, воспоминают. Иные лица своя и всю красоту человеческую по образу и по подобию Божию сотворенную некими харями, или страшилами, на диаволский образ пристроенными, закрывают, страшаще, или утешающе людей. Творца же и Зиждителя своего укаряюще, и акибы не довольствующе или мерзящеся творением руку его; что всячески подобало бы Христианскому человеку оставити, а сим образом, им же его сотвори Господь, довольствоватися: и прочия бого-противныя мерзости измышляемы бывают, их же и писанию нредати не подобает.
Разве тех бесовских кумир, еще и иныи идолы мнози бяху по имени Услад или Осляд, Корша или Хорс, Дашуба или Дажб, Стриб или Стрибог, Семаергля или Семаргл и Макош, или Мокош, им же бесом помраченный людие аки Богу жертвы и хваления воздаваху. Сия мерзость во всем Государстве Влади-мировом по повелению его содевашеся.
Посла же Великий Князь Российский Владимир на свое место в Великий Новгород племянника своего именем Добрыню; и той достигши Велика Новгорода, яко в Киеве виде Владимира тво-ряща, тако, подражая ему, соделоваше тамо, идолы ставляше, богами их нарецая и людем клаиятися и требы им припосити нуждою повелеваше.» [2]
Выделю кратко из текста имена богов:
а) пронумерованы:
1. Перун,
2. Волос,
3. Позвизд,
4. Ладо,
5. Купало,
6. Коляда;
б) упомянуты в тексте:
1) Лель,
2) Полель,
3) Тур;
в) Отдельным списком:
1. Услад или Осляд,
2. Корш или Хорс,
3. Дашуб или Дажб,
4. Стриб или Стрибог,
5. Семаергл или Семаргл,
6. Макош, или Мокош.
3. Источник «Слово об идолах»
Из так называемого «Слова святого Григория..», иначе именуемого «Словом об идолах» (так называется у Рыбакова), процитирую интересующие нас отрывки (излагается по списку Рус. Соф. Нов. Соб. XV в. № 1295, в квадратных скобках вставки из Пасиев. Сбор. XIV в., л. 40):
«... и фивейское безумное пьяньство. Почитаютъ яко бога. И семелино требокладенье. Грому и молъньи. И вилу. Богу вавилоньскому. Его же разби Данило пророкъ. Темъ же богамъ требу кладуть и творять. И словенскый языкъ. Виламъ. И мокошьи. Диве. Перуну. Хърсу. Роду. И рожаници. Упыремъ. Берегинямъ. И переплуту. И верьтячеся пьют ему в розех. И огневи сварожицю молятся. И навьмь. Мъвь творять. И въ тесте мосты делають. И колодязе. И ина многая же утехъ.
... Откуда же начаша элини ставити трапезу [артемиду и артемиде рекше] роду и рожаницям. Таже егюптяне. Таже римляне. Даже и до словен дойде. Се же словене начали трапезу ставити. Роду и рожаницам [вариант: рожанице]. Переже Перуна бога их. А преже того клали требы упырем и берегиням. По святем крещении. Перуна отринуша. А по христа господа бога яшася. Но и ныня по украинам их. Молятся проклятому богу их перуну хорсу. И мокоши. И вилам. Но то творять акы оттай. Сего же не могутся лишити. Наченше в поганстве. Даже и доселе. Проклятого того ставления. Вторыя трапезы роду и рожаницам. На прелесть верным християном...
... Попове установиша трепарь прикладати. Рождества божеци. У рожаничьне тряпезе отклады деюче. Таковы нарицаются кармогузьци а не раби божьи...
Пакы же и се и еще егюптяне требы кладуть. Нилу. Реце. И огневи. Рекуще нил плододавец бог. И раститель классом. А огонь бог егда сохне жито...» [3].
Выделим отсюда имена богов:
1. Семелина,
2. Вил,
3. Мокошь,
4. Дива,
5. Перун,
6. Хорс,
7. Род,
8. Рожаница,
9. Переплут,
10. Огонь Сварожич,
11. Нил плододавец (возможно, что описка и следует читать не Нил, а Вил).
Отрывки из рукописи Рук. Чудова Мон. № 270, л 221.:
«… И вилу иже есть был змий вил нарицаем. Его же уби Данил пророк в Вавилоне.
… Таврьская делорезание идолом. Еже от первенець. Латинская требищная кровь. Просажаема ранами ею же мажют едакиню богиню. Сию же девою мнять. И мокошь чтуть. И малакию. И килу. Велми почитають рекуще буякини.» [3].
4. Источник «Слово христолюбца»
Далее приведу отрывки из «Слова христолюбца»:
«… Терпети крестиян во двое верно жившим верующее в Перуна и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и в Ръгла (= и в Еръгла), и в волы (вилы) их же числом. Тридесять (=десять. Девять, т.е. следует читать зд. тридевять) сестрениць. Глаголют во вневегласии то все и мнят богынями и тако там покладывають им требы. И куры им режуть. И огневи ся молять. Зовуше е его сварожицем (сварожичем) и чесновиток богом (же его) творять.»
Выделим отсюда имена богов:
1. Перун,
2. Хорс,
3. Макошь,
4. Сима,
5. Еръгла,
6. Вилы и/или Вил,
7. Сварожич.
5. Источник «Книга пророка Даниила»
Изложение сказания о Виле по «Книге пророка Даниила»:
«Глава 14.
1 Царь Астиаг приложился к отцам своим, и Кир, Персиянин, принял царство его.
2 И Даниил жил вместе с царем и был славнее всех друзей его.
3 Был у Вавилонян идол, по имени Вил, и издерживали на него каждый день двадцать больших мер пшеничной муки, сорок овец и вина шесть мер.
4 Царь чтил его и ходил каждый день поклоняться ему; Даниил же поклонялся Богу своему. И сказал ему царь: почему ты не поклоняешься Вилу?
5 Он отвечал: потому что я не поклоняюсь идолам, сделанным руками, но поклоняюсь живому Богу, сотворившему небо и землю и владычествующему над всякою плотью.
6 Царь сказал: не думаешь ли ты, что Вил неживой бог? не видишь ли, сколько он ест и пьет каждый день?
7 Даниил, улыбнувшись, сказал: не обманывайся, царь; ибо он внутри глина, а снаружи медь, и никогда ни ел, ни пил.
8 Тогда царь, разгневавшись, призвал жрецов своих и сказал им: если вы не скажете мне, кто съедает все это, то умрете.
9 Если же вы докажете мне, что съедает это Вил, то умрет Даниил, потому что произнес хулу на Вила. И сказал Даниил царю: да будет по слову твоему.
10 Жрецов Вила было семьдесят, кроме жен и детей.
11 И пришел царь с Даниилом в храм Вила, и сказали жрецы Вила: вот, мы выйдем вон, а ты, царь, поставь пищу и, налив вина, запри двери и запечатай перстнем твоим.
12 И если завтра ты придешь и не найдешь, что все съедено Вилом, мы умрем, или Даниил, который солгал на нас.
13 Они не обращали на это внимания, потому что под столом сделали потаенный вход, и им всегда входили, и съедали это.
14 Когда они вышли, царь поставил пищу перед Вилом, а Даниил приказал слугам своим, и они принесли пепел, и посыпали весь храм в присутствии одного царя, и, выйдя, заперли двери, и запечатали царским перстнем, и отошли.
15 Жрецы же, по обычаю своему, пришли ночью с женами и детьми своими, и все съели и выпили.
16 На другой день царь встал рано и Даниил с ним,
17 и сказал: целы ли печати, Даниил? Он сказал: целы, царь.
18 И как скоро отворены были двери, царь, взглянув на стол, воскликнул громким голосом: велик ты, Вил, и нет никакого обмана в тебе!
19 Даниил, улыбнувшись, удержал царя, чтобы он не входил внутрь, и сказал: посмотри на пол и заметь, чьи это следы.
20 Царь сказал: вижу следы мужчин, женщин и детей.
21 И, разгневавшись, царь приказал схватить жрецов, жен их и детей и они показали потаенные двери, которыми они входили и съедали, что было на столе.
22 Тогда царь повелел умертвить их и отдал Вила Даниилу, и он разрушил его и храм его.
23 Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его.
24 И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему.
25 Даниил сказал: Господу Богу моему поклоняюсь, потому что Он Бог живой.
26 Но ты, царь, дай мне позволение, и я умерщвлю дракона без меча и жезла. Царь сказал: даю тебе.
27 Тогда Даниил взял смолы, жира и волос, сварил это вместе и, сделав из этого ком, бросил его в пасть дракону, и дракон расселся. И сказал Даниил: вот ваши святыни!
28 Когда же Вавилоняне услышали о том, сильно вознегодовали и восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов,
29 и, придя к царю, сказали: предай нам Даниила, иначе мы умертвим тебя и дом твой.
30 И когда царь увидел, что они сильно настаивают, принужден был предать им Даниила,
31 они же бросили его в ров львиный, и он пробыл там шесть дней.
32 Во рве было семь львов, и давалось им каждый день по два тела и по две овцы; в это время им не давали их, чтобы они съели Даниила.
33 Был в Иудее пророк Аввакум, который, сварив похлебку и накрошив хлеба в блюдо, шел на поле, чтобы отнести это жрецам.
34 Но Ангел Господень сказал Аввакуму: отнеси этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный.
35 Аввакум сказал: господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю.
36 Тогда Ангел Господень взял его за темя и, подняв его за волосы головы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего.
37 И воззвал Аввакум и сказал: Даниил! Даниил! возьми обед, который Бог послал тебе.
38 Даниил сказал: вспомнил Ты обо мне, Боже, и не оставил любящих Тебя.
39 И встал Даниил и ел; Ангел же Божий мгновенно поставил Аввакума на его место.
40 В седьмой день пришел царь, чтобы поскорбеть о Данииле и, подойдя ко рву, взглянул в него, и вот, Даниил сидел.
41 И воскликнул царь громким голосом, и сказал: велик Ты, Господь Бог Даниилов, и нет иного кроме Тебя! 42 И приказал вынуть Даниила, а виновников его погубления бросить в ров, - и они тотчас были съедены в присутствии его».
Просмотрев древнерусские поучения и сравнив с «Книгой пророка Даниила» приходим к выводу, что в «Книге» Вил это идол, а дракон-змей это отдельное создание, а в «поучениях» Вил это змей.
На основе этого, можно предположить, что у славян Вилом мог называться Велес в образе змея.
7. Анализ источников
Сведём воедино имена из всех источников.
Летописное предание
1. Перун
2. Хърс
3. Дажьбог (Солнце-Даждьбог Сварожич)
4. Стрибог
5. Макошь
6. Семаргл
Киевский Синопсис (пронумерованы)
1. Перун
2. Волос
3. Позвизд
4. Ладо
5. Купало
6. Коляда
Киевский Синопсис (упомянуты)
1. Лель
2. Полель
3. Тур
Киевский Синопсис (отдельный список)
1. Услад или Осляд
2. Корш или Хорс
3. Дашуб или Дажб
4. Стриб или Стрибог
5. Семаергл или Семаргл
6. Макош или Мокош
Слово об идолах
1. Семелина
2. Вил
3. Мокошь
4. Дива
5. Перун
6. Хорс
7. Род
8. Рожаница
9. Переплут
10. Огонь Сварожич
11. Нил плододавец
Слово об идолах
1. Семелина
2. Вил
3. Мокошь
4. Дива
5. Перун
6. Хорс
7. Род
8. Рожаница
9. Переплут
10. Огонь Сварожич
11. Нил плододавец
Слово христолюбца
1. Перун
2. Хорс
3. Макошь
4. Сима
5. Еръгла
6. Вилы и/или Вил
7. Сварожич
1. Перун
С Перуном всё понятно.
Можно не мудрствуя смело цитировать Википедию:
«Перун (белор. Пярун, лит. Perkūnas, латыш. Pērkons) — в восточнославянской мифологии бог, повелевающий небесными явлениями (громом и молнией), бог-мироправитель, покровитель князя и дружины (бог войны), одно из главных божеств славянского пантеона. После распространения христианства на Руси многие элементы образа Перуна были перенесены на культ святого Ильи (Ильи Громовника)».
Словарь В.И.Даля:
«ПЕРУН м. в Великой Руси осталось мало следов этого бога грома и молнии, грозы; в Белоруссии более, там его опнсывают: это высокий, плечистый головач, черноволос, черноглаз, борода золотая, в правой руке лук, в левой колчан со стрелами; он ездит по небу в колеснице, пускает огнеиные стрелы. Ка'б цебя пярун треснув! брань. Який там перун ляскае! что за шум, стук, грохот. | В смол. в знач. вихря. Иж яго пяруном носиць! | твер.-ржев. бранное в знач. болезни, припадка. Схваци цебя пируном! | Иносказательно молния, громовая стрела. Кругом его, из облаков, гремящие перуны блещут, Ломоносов. Если перун одного корня с прах, перхоть, персть, то означает истре бителя, испрашителя; если от переть, пря, то попирателя или воителя; у Шимкевича, от прать; менее вероятно от перо.»
Энциклопедия Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона:
«Перун - главное божество восточных славян, бог грома и молнии, отожествляемый с Зевсом и Юпитером. Слово П. производят от санскритского корня "par" и сопоставляют с прозванием индийского божества Индpы - Parjanуa-parganуa (молниеносная туча). По воззрению славян, П. в теплые дни весны являлся со своими молниями, оплодотворял землю дождями и выводил из-за рассеянных туч ясное солнце. Его творческою силою пробуждалась природа к жизни, и он как бы вновь созидал Мир. Отсюда П. производитель, творец. В то же время П. - божество грозное и карающее; его явление возбуждает страх и трепет. В Псковской губ. и в Белоруссии еще недавно слышались клятвы: "сбей тебя П. ", "как цябе П. узяв". П., - божество воинственное, победоносное. В Киеве на Перуновом холме был поставлен изображавший Перуна деревянный истукан, с серебряною головою и золотыми усами (летопись Нестора под 980 г.). Подобный истукан П. был и в Новгороде великом (см. Софийскую летопись под 991 г.). Русское предание, наделяет П. палицею ("Полн. Собр. Рос. Летоп. ", II, 258), плетью (в обрядовом причитании на Васильев день - 1 янв.), луком и стрелами (в белорусских преданиях). Ему приносились в жертву животные, дети, пленные; ему был посвящен дуб, из которого, по преданию, добывался живой огонь; его именем произносились торжественные клятвы, напр. при заключении договоров. После своего крещения Владимир св., до того времени высоко чтивший П., приказал привязать его идола к хвосту лошади и "влещи с горы по Боричеву на Ручей" в Днепр, приставив "12 мужи бити жезлъем"; народ, продолжает летописец, "плакахуся, аще бо не бяху прияти св. крещения". На Перуновом холме Владимиром была воздвигнута церковь во имя св. Василия. Древнее поклонение П. перенесено в христианскую эпоху на Илью пророка и Юрия Храброго. Ср. Афанасьев, "Поэтические воззрения славян на природу" (М., 1865); А. Фаминцын, "Божества древних славян" (СПб., вып. 1, 1884). В. Р - в.»
О том, что Владимир посвятил церковь Василию (Велесу) церковь на Перуновом холме, и то, что Юрий не относится к Перуну — оставим к последующим комментария.
2. Хорс
Теперь рассмотрим «Хърса» по Синопсису он никто иной как Корш.
Кто же он такой? Как «Хорс» он известен у многих славян, но что бы значило его имя?
Обратимся к источникам.
Словарь В.И.Даля:
«КОРЖАВИНА, коржевина ж. куржачина сев. каржовина, ржа, ржавчина, налет и окисление или нарость от порчи всякого рода; | окалина, гарь в кузницах, железный сок или шлак; | куржевина, кухта, иней, опока; | шершавая поверхность, неровности, и пр. на коре дерева, на мездре кожи и пр. | Ржавое болото, топь со ржавцами. Куржевина, куржевень, куржа ж. куржак м. сев. вост. осадок мерзлых испарений на бороде, одежде, на дверях, деревьях и пр., изморозь, иней, опока, сиб. кить; мерзлые блестки в воздухе. Коржавый, ржавый, покрытый осадком, или | неровный, шероховатый; | жесткий, скорблый, заскорузлый; | заморенный, неказистый, недорослый и вялый (плод, человек). Куржавый или коржавелый, куржавелый, заиневелый. Коржаветь, коржеветь сев. покрываться нечистотою, осадком, или ржавчиною; | кур. орл. скорбнуть или скорузнуть, черстветь и морщиться. Булат не сечется, шелк не рвется, чисто золото не куржавеет. Под небом дощечка, не сохнет, не мокнет, не куржавеет? язык. Куржеветь, индеветь. Коржава ж. новг. ржавое болото, мочажина с болотною железною рудою. | Спорынья в хлебе. Коржавища или коржевища об. сев. уродина, урод, безобразный человек, противный лицом, говор. особ. о стариках. Коржить сев. вонять, смердеть. Коржак сиб. куржевина, куржак, иней. | Коржак м. зап. корж южн. (скорузлый, засушина?) пресная лепешка, засушенная лепешка на сале. Возьми коржиков на дорогу. Коржаной ломоть, от коржа. Коржистый, коржеватый, на корж похожий, сухой, жесткий. Коржинья, см. штевни (Наумов). Корза, корзуха, корзовка вост. старуха, карга. бранное. Корзоха ж. влад. рыба похожая на подлещика. Коржан м. вонючая многоножка, кавсяк, Julus terrestris. Корзоватый сев. неровный или шероховатый, шершавый; корзоватое дерево, с шишковатою корою, во мху и лишаях. | Рябой, шедровитый. Корзно ср. корзень м. стар. плащ, епанча. Корзиться? вят. грезиться, мерещиться, видеться. | Пск. твер. ломаться, упрямиться, кочевряжиться. Корза, корса ж. арх. каменная гряда поперек реки, перекат, сарма, шивера. (См. также коржавина)».
Помимо того, наш Корш родственен слову корочун и, возможно, слову коршун.
Словарь В.И.Даля:
«КАРАЧУН сещ. м. и нареч. капут, конец, смерть, гибель, извод, мат; допяченье кого до конца. Дать кому карачун, задать карачуна, убить, уничтожить кого либо что. Пришел ему карачун. | Симб. злой дух (Наумов). | Солноворот, день 12 декабря, Спиридоньев день. Карачунить что, кого. уничтожать, изводить, убивать. -ся, гибнуть, уничтожаться.
КАЩЕЙ м. (см. касть) сказочное лицо, вроде вечного жида, с прилаг. бессмертный, вероятно от слова кастить, но переделано в кощей, от кости, означая изможденного непомерно худобою человека, особенно старика, скрягу, скупца и ростовщика, корпящего над своею казною. | Стар. смерд, подлый раб. Кащей - сам с ноготь, борода с локоть, пуга (бич) в семь сажен. Кащейка м. скупая, весьма худая старушонка. Кащеев, кащейкин, ему, ей принадлежащ. Кащейский, кащеям свойственный. Кащейный, к ним относящ. Кащеить или кащейничать, скряжничать, жидоморничать. Кащейничанье ср. скряжничанье. Кащейство ср. то же, бол. в отвлеченном знач. Кащейник м. кто кащейничает.».
Словарь C. И. Ожегова и Н.Ю.Шведовой:
«КОСТИТЬ, кощу, костишь; несов., кого-что (прост.). Ругать, поносить».
Следуя этому, можно предположить, что известный нам сказочный Кощей, «кощюн» из поучений и, возможно, позднее его соединили со святыми Касьяном и Спиридоном.
Некий словарь в Интернете:
«Кощун —"насмешник, богохульник", укр. кощун, болг. кощун -- то же, кощуня "хитрю, интригую, насмехаюсь". Вероятно, от костить; см. Бернекер 1, 583; Агрель, Zwei Beitr. 12; Соболевский, ЖМНП, 1886, сент., стр. 152.
Церковнославянское:
КОЩУННИК - шут, балагур.
КОЩУННИЦА - актриса; танцовщица.
КОЩУНЫ – смехотворство».
Википедия:
«Касьянов день (Касьян Немилостливый, Касьян Завистник, Кривой Касьян) — народное название дня памяти Святого Кассиана Римлянина, который отмечают в високосный год — 29 февраля по старому стилю.
Отношение к святому в России
В русских преданиях, легендах, поверьях образ Святого Касьяна, несмотря на всю праведность его жизни, рисуется как отрицательный. В некоторых селах он даже не признавался за святого, а само имя его считалось позорным. Обычно образ Касьяна связывали с адом и присваивали ему демонические черты в облике и поведении. В одной из легенд говорилось, что Касьян был светлым ангелом, но предал Бога, рассказав дьяволу о намерении Господа изгнать с небес всю сатанинскую силу. Совершив предательство, Касьян раскаялся, Бог пожалел грешника и дал ему сравнительно легкое наказание. Он приставил к нему ангела, который бил Касьяна по лбу молотом подряд три года, а на четвертый год давал ему отдых.
Другая легенда рассказывает, что Касьян стоял на страже у ворот ада и только раз в году имел право оставить их и явиться на землю.
По народным представлениям, Святой Касьян недоброжелателен, корыстен, скуп, завистлив, злопамятен и приносит людям одни несчастья. Внешний облик Касьяна неприятен, особенно поражают его косые глаза с несоразмерно большими веками и мертвящим взглядом. Русские люди верили, что «Касьян на что ни взглянет, все вянет», «Касьян все косой косит», «Касьян на народ — народу тяжело», «Касьян на траву — трава сохнет, Касьян на скот — скот дохнет». В Сибири считали, что Касьян любит «заворачивать» головы цыплят, после чего они дохнут или становятся уродами. В свой праздник Касьян развлекается тем, что смотрит на окружающий мир: посмотрит на людей — будет мор, на скот — падеж, на поля — неурожай. Кроме того, считалось, что Касьяну подвластны все ветры.
Некоторые легенды объясняли зловредность Касьяна тем, что он в младенчестве был похищен у благочестивых родителей бесами, которые и воспитали его в своем доме. Кроме того, в них рассказывалось, что Святой Василий Великий, повстречавшись с Касьяном, наложил ему на лоб крестное знамение, после этого Касьян стал обладать способностью сжигать приближающихся к нему демонов. Однако все это не могло обелить святого, и для всех он продолжал оставаться Касьяном Немилостливым, Касьяном Завистником, Касьяном Грозным, Касьяном Скупым. День памяти Святой Касьяна отмечали один раз в четыре года. Русские люди объясняли это тем, что Бог лишил его ежегодных именин за недоброжелательность к бедным людям. Об этом рассказывает легенда, связанная со Святым Касьяном и Николаем Угодником.
Легенда о Святом Касьяне и Николае Угоднике
Однажды Святой Касьян и Николай Угодник шли по земле и увидели мужика, пытавшегося вытащить воз из грязи. Мужик обратился к ним за помощью, но Касьян отказался, сказав: «Не могу, ещё испачкаю об твой воз свою райскую ризу, как же мне в рай прийти и на глаза Господу Богу показаться?»
Николай же Чудотворец, засучив рукава, молча поднял воз и поставил его на сухое место. Пришли Николай Угодник и Касьян в рай.
Бог увидел, что риза Николая Мирликийского испачкана, и спрашивает: «Где это ты, Микола, так выпачкался?» — «Я, — говорит Николай, — мужику воз помогал из грязи вытаскивать». — «А у тебя отчего риза чистая, ведь ты вместе шел?» — спрашивает Господь Касьяна. «Я, Господи, боялся ризу испачкать». Такой ответ Богу не понравился, и он разрешил Касьяну праздновать именины один раз в четыре года, а Николаю — два раза в год.
Касьянов день в России
День памяти Святой Касьяна считался одним из самых плохих, опасных, демонических дней народного календаря. Крестьяне верили, что все каким-либо образом причастное к этому дню обречено на неудачу. Если человек в этот день выйдет на улицу, то он рискует заболеть или умереть, если захочет поработать, то работа не будет спориться — все будет валиться из рук.
Человека, родившегося в этот день, ждет печальная судьба: он будет всю жизнь несчастен, его ждет ранняя смерть, тяжелая болезнь или увечье.
Святой Касьян распространяет свою зловредность и на весь год: «Пришел Касьян, пошел хромать да на свой лад все ломать». Високосный год у русских считался опасным годом. По поверьям, в этот год все «уродливо и неспоро». У коров пропадает молоко; домашний скот не дает приплода, а если и дает, то нежизнеспособный: «Худ приплод в високосный год»; урожаи обычно низкие; брак, заключенный в этот год, всегда неудачен. Верили, что в Касьянов год женщины чаще, чем обычно, умирают от родов, а мужики от запоя.
Считалось, что молебен перед образом Касьяна в день памяти святого поможет защититься от его козней. Кроме того, чтобы благополучно провести этот страшный день и «не попасть на глаз Касьяну», рекомендовалось не выходить на улицу, не выпускать со двора скот и птицу и отказаться от всех работ.
Такой отрицательный образ Святой Касьяна и дня его памяти сформировался под влиянием дохристианских представлений о «плохом» и «хорошем» времени. «Хорошим» временем считалось такое, когда мир устойчив, упорядочен. «Плохое» — это время перехода от одной реальности к другой (от зимы к лету, от старого года к новому), время деструкции и хаоса (весна и осень, рубеж старого и нового годов). День Святого Касьяна приходился на самый страшный с мифологической точки зрения момент времени: последний день зимы и последний день старого года (в древности год начинался 1 марта)».
Можно предположить, что Хорс есть бог смерти клятвопреступников, аналог скандинавской Хель.
3. Даждьбог и Велес
Как нам известно Даждьбог это Солнце и является Сварожичем.
Википедия: «Версия о Свароге, как боге-кузнеце, является интерпретацией фрагмента, приведенного в Повести временных лет за 6622 (1114) год. Там, в подтверждение правдоподобности рассказа о падении из тучи «стеклянных глазков», приводятся рассказы из «Хронографа» о падении белок, пшеницы и проч. из туч. В частности начинается рассказ о падении клещей с неба в Египте, который обрывается на середине.»
По видимому, так как Сварог связывается с небом (там же «при всей скудности и темности источников, Сварог, будучи единственным славянским божеством, имеющим очевидный санскритский корень (ср. санскрит: Swarga — небо)»), но не упоминвается в мифах, то можно его сравнить с легендарным Имиром скандинавов и Святогором былин, то бишь этого создателя-кузнеца уничтожил некий бог, перед тем научившись у того мудрости и умениям, а череп сварожий стал небом и всем миром людей. Ср. Святогор перестановкой букв становится Святорогом.
Даждьбог («дающий бог») соотносим со «скотьим богом» Велесом как дарителем жизни (ср. скандинавское völsi — священный конский половой орган, символ плодородия).
И кроме того, с Солнцем:
«Известно, что наши пастухи обычновенно певцы и музыканты: свой досуг они заполняют игрой на дудках или же унылым негромким пением. Велес, покровитель скотоводства, считался и богом песен: в Слове о полку Игореве Баян назван внуком Велеса. Наш Велес имеет полную аналогию с греческим Аполлоном и римским Марсом, которые первоначально считались богами солнца и также почитались покровителями скотоводства. Аналогия усиливается тем, что Аполлон был, как и Велес, покровителем искусств. В слове св. Григория упоминается,о поклонении «скотну богу и попутнику и лесну богу». Под «скотным богом», вероятно, подразумевается Велес, под лесным — леший; «попутник» остаётся загадочным.» [4].
Помимо этого, Даждьбог-Велес, противник Перуна-Перкунаса, соотносим как солический бог со змеем, ср. Змей Горыныч и сын Сварога-Святогора.
Хотя, возможно, Сварог это Перун или его первоучитель-противник (ср. Один и великаны), Сварожич-Солнце — Ярила, а Даждьбог-Велес его противник, а в летописи всё спутано, т.к. в летописном списке нету Велеса, но есть переложение античных мифов со славяноязычными именами богов, но Велес в том списке должен быть!
Википедия:
«В древнерусских источниках Велес называется покровителем домашних животных, защитником всех прирученных животных и богом материального благополучия (ср. др.-русск. скотъ 'богатство, деньги', либо этимологически тождественное, либо германское заимствование, сближенное с обозначением домашней скотины). Кроме того Волос-бог - покровитель доспехов…
Сельскохозяйственные функции Велеса прослеживаются в обычае оставлять ему в дар несжатыми т. н. волоти, несколько стеблей злаков. Эта жертва называется «Волосовой бородкой» [4]…
Культ Велеса, наряду с культом Перуна, относится к древнейшим общеславянским; имена этих божеств реконструируются на праславянском уровне. Имеются элементы системного противопоставления двух главных богов. Так, в договоре Руси с Византией 907 Велес (называемый в Повести временных лет Волос) соотносится с золотом, а Перун — с оружием. В Киеве идол Перуна стоял на горе (и затем входил в состав воздвигнутого князем Владимиром в 978 году пантеона), а идол Велеса, вероятно, на киевском Подоле, в нижней части города; среди шести богов киевского княжеского пантеона Велеса, несмотря на древность и всеобщесть его культа, не было. Похожая картина с «верхом» и «низом» имеется в Македонии, где есть город Велес, расположенный под холмом Ильи-пророка (перенявшего у Перуна функции громовержца), и в Хорватии, где есть посёлок Волоско под горой Перун. Это находило отражение и в социальном плане их культа: Велес считался богом «всей Руси», а Перун — преимущественно богом княжеской дружины…
Праславянские формы *Velsъ, *Volsъ можно сопоставить с балтийским именем бога загробного мира Вяльнаса. В ведической мифологии с Велесом сближают демона Валу, пожирающего скот. Согласно В. В. Иванову и В. Н. Топорову, в реконструируемом «основном мифе» Велес был противником Перуна-громовержца, похищающим его стада́.
В христианскую эпоху Велес, благодаря звуковой близости имён и совпадению некоторых черт культа, был сближен и ассимилирован с христианским святым Власием, покровителем скота. Вариант Волос осознавался как полногласный вариант к Власий. Уже в третьей четверти XI века в берестяной грамоте церковного содержания в перечне святых фигурирует Волос. Во вкладной грамоте Варлаама Хутынского (конец XII века) фигурирует человек по имени Волос — неясно, это дохристианское имя или уже просто то же, что Влас.
Остатки культа Велеса (обычно в синкретичном виде с культом святого Власия) сохранились на русском Севере, где известны идолы Велеса/Волоса и предания о капищах в честь него; для реконструкции культа имеют значение народные иконы св. Власия, фольклорные молитвы и заговоры с его именем. Его культ иногда сближается с культом медведя как «хозяина» животных.
Город Ярославль по преданию был основан в 1010 году на месте храма Медвежий Угол, который был посвящен Велесу, и в котором волхвы содержали священного медведя. «Сему же многоказненному идолу и керметь (капище) створена бысть и волхов вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури». Князь Ярослав Мудрый, правивший в Ростове, убил медведя и разогнал волхвов».
Как видим, кроме того, Велес соотносим с медведем и с Фрейром и Локи, как противниками Тора и, соответственно, трикстером.
При этом, Велес бог умерших естественной смертью и отвечающий за возрождение и рождение людей.
Также Велес («волосатый») схож со скандинавским богом охоты Улем («мохнатый»).
4. Стрибог
Википедия:
«Стрибог (древнерус. Стрибогъ) - в славянской мифологии божество, кумир которого согласно ПВЛ был установлен в Киеве в 980. В «Слове о Полку Игореве» ветры названы Стрибожьими внуками, которые стрелами веют с моря («Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы»)…
Может быть, один из вестников Стрибога - стриж. Языческое празднование непосредственно Стрибога приходилось, вероятно, на первый день последнего летнего месяца. По новому стилю - это 21 августа. Народный календарь в эти дни изобилует пословицами в части ветров - внуков Стрибога: "ветрогоны пыль погнали по белу свету, зарыдали по красну лету". "Мироны-ветрогоны пыль по свету гонят, о красном лете стонут".»
Словарь В.И.Даля:
«СТРЫЙ, стрий, строй, стрыйца м. стар. южн. зап. брат отцу, дядя по отцу; уй, вуй, дядя по матери. Петр роди Георгия и Иоанна; Иоанн роди Марину: Георгий Марин стрый. Стрый великий, стар. брат деда или бабки, двоюродный дед. Стрый малый, кормч. двоюродный брат отца или матери. И во избрании были: стрыйко наш, князь Швидригайло. Акты. Стрыйный, к нему отонсящийся. Стрыйный первый брат, двоюродный; - второй брат, троюродный; - третья сестра, сестра в 4 м роде; - внука, дочь двоюродной жениной сестры, Кормч. также: стрыйчичь и стрыечка, двоюродный брат, сестра, по отцу стрыечный и стрыйный, двоюродный; второй (другой) стрыйный, троюродный. Стрыя, стрия, стрыня, Отчая сестра, тетка по отцу; вел. и мал. стрыня, сестра деда, двоюродная сестра его».
По имени, соотносим с Посвистом-Позвиздом «Синопсиса»:
«Позвизд: инии же прозваша его Похвистч неции нарицаху Вихром, исповедающе бога быти воздуха, ведра и безгодия.»
5. Макошь
Имя Макоши соотносимо с глаголом «макать», что соотносит её с позднейшим Иваном Купалой и Аграфеной Купальницею, с самим праздником Купалы.
То есть она богиня воды, правит утопленниками и русалками.
6. Семаргл: Сема и Ярила
Как видно, Семаргл летописи в «Слове христолюбца» это Сима и Еръгла. Как считает ряд исследователей «Еръгла» это описка от «Ерыла», т.е. Ярила.
Сема соотносима со словами «семя», «семья», «земля-земь» и Семелиной из «Слова об идолах». То есть она богиня рождения и любви. Тогда она же позднейшая Лада.
Ярила — бог таинственный, кроме того, что он соотносится со словом «яриться» — быть «одержимым», «дерзким», «злым», что соотносит его с Одином (сканд. Odr — ярый, одержимый и в тоже время поэзия). Он — всадник (соотнося его с Одином) и, как Георгий Победоносец — копьеносец. Скорее всего позднейший бог Коляда он же.
Словарь В.И.Даля:
«ЯРЫЙ, огненный, пылкий; | сердитый, злой, лютый; горячий, запальчивый; | крепкий, сильный, жестокий, резкий; | скорый, бойкий, неудержный, быстрый; крайне ретивый, рьяный; | расплавленный и плавкий; весьма горючий; | белый, блестящий, яркий; | горячий, похотливый. Убояхся тебе, яко человек яр еси, Лук. Муж ярый не благообразен, Притч. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя, от тебе, яр туре Всеволоде, Слово о Полку Игореве. Ярый конь, рьяный, горячий. Спас ярое око. икона Спасителя с карательным взглядом. Ярый ветер, - вьюга, - мороз. Погода яро в море бушует. Не яро, не яро погоняй! арх. полегче, не шибко. Нож порато ярый, сев. острый. Не яро живи, проживешься! арх. Ярый чугун, белый, хрупкий. Ярый чугун, ярая медь течет, плавленая. Ярый воск, расплавленный или белый и чистый. Ярый мед, от ярых пчел, от молодого сегоднего роя, или от пароя, третьего поколенья в одно лето. Горит свеча воску ярого, песня. Ярые звездочки блещут. Ярые овцы, селетние, молодые, ярки. Белоярая пшеница, кукуруза, или джугары. Яровик, что-либо ярое: бычок-яровик; гриб-яровик, ранний; баран-яровичок, ярка.»
7. Прочие боги
«Откуда взялись новые боги Лада, Лель? Полагаем, что вследствие недоразумения. Лада, лель-люли — это припевы песен… припев в форме ай-люли мог возникнуть вследствие искажения богослужебного слова аллилуйя» [4].
Дива — иначе Див, скорее всего это же бог Щур, судья богов, у славян, видимо, им был Ярила или Перун.
Род и рожаница — боги рождения, или же матерь бога и сам её младенец. Рожаницей была Семь, а вот родом или Велес как родитель, или же Стрибог или Ярила как дитя. Иные боги под то не подходят.
Переплут — трикстер, по видимому это Велес.
Нил плододавец — скорее всего описка и это Вил-Велес.
«Услад или Осляд» это Лада, т.е. Семь; или в мужской ипостаси это Велес.
Тур — скорее всего искажённый Штур/Щур.
8. Збручский идол.
Процитирую статью Б.А. Рыбакова «Збручский Род-Святовит»:
«Идол сделан из известняка; он четырехгранный, квадратный в сечении. Высота его 2 м 67 см. Верхняя часть его оформлена в виде округлой шапки с меховой рельефной опушкой. Под общей шапкой - четыре человеческих лица, завершающие четыре плоских грани идола. Идол разделен на три горизонтальных яруса. Верхний ярус - 160 см; средний ярус - 40 см; нижний - 67 см. Таким образом отдельных секций 12; из них одна секция в нижнем ярусе пустая, без изображений, а в остальных 11 по одному изображению. При таком обилии персонажей очень важно определить лицевую, фасадную сторону, на которой должно быть изображено главное божество. В этом нам помогает нижний ярус с одной пустой гранью. На противостоящей грани изображен усатый мужчина, стоящий на коленях и поддерживающий обеими руками всю среднюю зону. На двух прилегающих гранях этого же нижнего яруса эта же коленопреклоненная фигура показана сбоку и только личина en face. Колени обеих боковых фигур соприкасаются с коленями основной, точно обозначая лицевую сторону всего изваяния. Боковые фигуры изображены ступнями к пустой задней грани, которая, очевидно, прислонялась к чему-то и менее всего была видима участниками обряда. Учет всего этого помогает нам определить -что скульптор считал первостепенным, а что - второстепенным. Верхний ярус содержит крупные изображения двух женщин и двух мужчин в длинной подпоясанной одежде. Средний ярус аналогичен верхнему, но фигуры здесь значительно мельче. Они так же делятся по полу: под каждым женским изображением верхнего ряда в среднем тоже женское, под мужским - мужское. Одежды тоже длинные, но без пояса. Фигуры среднего яруса даны с расставленными руками; они как бы образуют хоровод. Г. Ленчик в своей обстоятельной работе о збручском изваянии обозначил его четыре грани буквами, что упрощает ссылки на то или иное изображение:А. Женщина с рогом. В. Женщина с кольцом. С. Мужчина с конем и мечом. D. Мужчина с солярным знаком. Рассмотрим верхний ярус. На главной лицевой грани (А) изваяна женская фигура с рогом изобилия в правой руке. Женская фигурка этой грани в среднем ярусе сопровождена маленьким плоско-рельефным изображением ребенка. Завершается внизу эта грань, как уже говорилось, фигурой мужчины, поддерживающего весь средний ярус. Разномасштабность фигур верхнего и среднего яруса говорит в пользу того что наверху изображены боги и богини, а под ними - простые люди. Боги в 3 1/2 раза крупнее людей. Стоящий на коленях Атлант нижнего яруса должен быть причислен к богам, так как, если распрямить его согнутую фигуру, то она будет точно соответствовать божествам верхнего яруса. Рядом с центральной богиней с рогом изобилия, по ее правую руку (грань В) находится еще одно женское божество с кольцом или браслетом в правой руке. По левую руку центральной богини изображена мужская фигура с саблей (точнее - с палашом) и конем без седла (грань С). На задней грани идола помещено мужское божество с солярным знаком на одежде (грань D). Такова схема распределения 11 изображений.»
А теперь, не беря во внимание домыслы Рыбакова рассмотри идола сами:
1. Имеем семь ликов богов.
2. Женщина с рогом — богиня воды, Макошь.
3. Женщина с кольцом (символом брака) и ребёнком — рожаница-Семь.
4. Одиночная фигура с солическим знаком — громовержец-Перун.
5. Фигура с саблею (видимо, в более ранней ипостаси, с копьём) и конём — Ярила. Как и Один фигура одноглаза (ср. бог Щур от слова «щуриться», т.е. один глаз незаметен или его нет).
6. На супротивной от Перуна грани внизу находится, скорее всего Велес, его противник, попираемый Макошью.
7. На супротивной от дарительницы жизни богини Семы грани — бог смерти и увядания Корш, попираемый Ярилой.
8. На супротивной от Ярилы грани — Стрибог, попираемый Семой.
Тогда, возможна парность верхних божеств как супругов, но какая – не ясно.
Вывод
Итак, имеем семь богов:
1 Велес-Даждьбог
2 Перун-Громила
3 Макошь (позднее - Купала)
4 Позвизд-Посвист-Вихрь
5 Сема-Лада
6 Ярила
7 Хорс-Корш - позднее Кощей и Корочун
На этом, часть первую, о именах богов, я заканчиваю.
Список использованной литературы
[1] Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916, с. 95.
[2] Мечта о русском единстве. Киевский синопсис. М, изд. «Европа», 2006. Стр 86-88.
[3] Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том II. Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе. М, изд. Снегиревой, 1913.
[4] Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том I. Харьков, епархиальная типография, 1916.
Список рекомендуемой литературы
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том I. Харьков, епархиальная типография, 1916.
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том II. Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе. М, изд. Снегиревой, 1913.
Читать далее!
Да-да, наиболее авторитетным источником у Рыбакова является вышивка, а у родноверов в купе к тоже ещё и поддельная, а вернее «топорно-подельная» «Влесова книга».
Разумеется, таковые труды не удосуживают серьёзного взгляда как у ряда безбожных учёных мужей, так и у скандинавских язычников и православных мужей.
Виданное ли дело: смешать сложившиеся (и разложившиеся к настоящему времени) пантеоны южных, восточных и западных славян, присовокупить к тому свои домыслы и сочинения, да прибавить пригорошнями балтский пантеон, игнорировать скандинавский, перемешать и получить, что, скажем, восточнославянский бог Перун и западнославянский Поревит различаются, а не суть одно; да при отсутствии критического взгляда, создать из политеизма славян чёрте знает что.
От дуализма получаем «Чернобога и Белобога», что близко к богомильству и иным христианским ересям, создаём из пары фраз «верховного бога Рода и рожаниц, кои есть вся Вселенная», да создаём «славянскую троицу» — «Навь, Правь, Явь».
Господа! То не есть пантеон, то есть «Кривь да Кось» полная!
Но вернёмся к нашим… перунам, ибо «перун есть мног».
Что нам известно о пантеоне восточных славян?
1. Источник летописное предание
Летописное предание, кое излагается так:
«Нача къняжити Володимер в Кыеве един. И постави кумиры на хълме въне двора теремьнаго: Перуна древяна, а главу его сьребряну, а yс злат, и Хърса, и Дажьбога, и Стрибога, и Семарьгла, и Макошь.
И жьряху им, наричюще я богы и привожаху сыны своя и дъщери и жьряху бесом и осквьрняху землю требами своими» [1].
Здесь почти всё понятно и ясно по именам:
1) Перун — громовержец, это известно;
2) Хърс — вроде иранский бог Солнца, но о нём после;
3) Дажьбог — кто-то связанный с «даванием» или «дождём»;
4) Стрибог — не ясно, но по-славянски;
5) Макошь — тоже, что и со Стрибогом;
Но вот шестое имя, «Семарьгла» смущает всю стройность. Ну не походит оно на славянское.
Но об этом — после. Обратимся к русским летописям.
В Ипатьевской летописи читаем:
«сего ради прозваша и Сварогомъ . и блжаиша и Егуптяне . и по семъ царствова сынъ его именемъ Солнце егоже наричють . Дажьбогъ семъ тъıсящь и уже и семъдесять дении яко бъıти летома. двемадесятьмати по луне видяху бо Егуптяне . инии чисти ови по луне чтяху . а друзии . деньми лет чтяху . двою бо на десять месяцю число потомъ оуведаша . отнележе . начаша человеци дань давати царемъ Солнце царь сынъ Свароговъ . еже есть Дажьбогъ».
Повесть временных лет (академическое издание по переводу Д.С.Лихачева):
«И после потопа и после разделения языков "начал царствовать сначала Местром, из рода Хама, после него Иеремия, затем Феоста", которого и Сварогом называли египтяне. "В царствование этого Феоста в Египте упали клещи с неба, и начали люди ковать оружие, а до того палицами и камнями бились. Тот же Феоста закон издал о том, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и вели воздержный образ жизни, а кто впадет в прелюбодеяние, тех казнить повелел. Потому и прозвали его бог Сварог...
Того ради прозвали его Сварогом, и чтили его египтяне. И после него царствовал сын его, по имени Солнце, которого называют Даждьбогом, 7470 дней, что составляет двадцать лунных лет с половиной. Не умели ведь египтяне иначе считать: одни по луне считали, а другие (...) днями годы считали; число двенадцать месяцев узнали потом, когда начали люди дань давать царям. Солнце царь, сын Сварогов, то есть Даждьбог, был сильным мужем; услышав от кого-то о некоей богатой и знатной египтянке и о некоем человеке, восхотевшем сойтись с нею, искал ее, желая захватить ее (на месте преступления) и не желая отца своего закон нарушить, Сварога. Взяв с собою мужей нескольких своих, зная час, в который она прелюбодействует, ночью в отсутствие мужа застиг ее лежащею с другим мужчиною, которого сама облюбовала. Он схватил ее, подверг пытке и послал водить ее по земле египетской на позор, а того прелюбодея обезглавил. И настало непорочное житье по всей земле Египетской, и все восхваляли его". Но мы не будем продолжать рассказ, но скажем вместе с Давыдом: "Все, что пожелал, сотворил Господь на небе и на земле, в море, во всех безднах, подымая облака от краев земли". Это и была последняя земля, о которой мы сказали вначале.»
Отсюда можем выделить то, что «Сын Сварога есть Солнце и именуется Даждьбогом».
2. Источник «Киевский Синопсис»
Что ж, обратимся к «Киевскому Синопсису» (1674), за неповсеместным знанием сего текста, воспроизведу нужный отрывок без купюр и сокращений (имена выделены мною):
«31. О ИДОЛЕХ
Впервых постави начальнейшаго кумира, именем Перуна, бога грому, молнии и облаков дождевных на пригорку высоком над Боричовым потоком но подобию человеческу: туловище его бе от древа хитростне изсечено, главу имущ слиянну от сребра, уши златы, ноз железны, в руках же держаше камень, но подобию перуна пылающа, рубинами и карбункулем украшен; а пред ним огнь всегда горяше. Аще же бы по нерадению жреческому ключилося огню угаснути, того жреца, аки врага бога своего, смертию казняху.
Вторый идол бысть Волос, бог скотов.
Третий Позвизд: инии же прозваша его Похвистч неции нарицаху Вихром, исповедающе бога быти воздуха, ведра и безгодия.
Четвертый идол Ладо; сею имеяху бога веселия и всякаго благополучия; жертвы ему приношаху готовящиися к браку, помощию Лада мнящее себе добро веселие и любезно житие стяжати. Сия же мерзость от древнейших идолослужителей произыде, иже некиих богов Леля и Полеля почитаху, их же богомерзкое яяимя и доныне по неким странам на сонмищах игралищных пением Лелюм Полелюм возглашают. Такожде и матерь Лелеву и Полелеву Ладу поюще, Ладо Ладо, и того идола ветхую прелесть Диавольскую на брачных веселиях рукама плещуще и о стол биюте воспевают; и от сего православному Христианину всячески блюстись подобает, да не возбуждение казни Божия бывает.
Пятый идол Купало, егоже бога плодов земных быти мняху, и ему прелестию бесовскою омраченный благодарения и жертвы в начале жнив приношаху. Тогожде Купала бога, или истиннее беса, и доселе по неким странам Российским еще память держится; наипаче в навечерии рождества Святаго Иоанна Крестителя, собравшееся в вечер юноши мужеска, девическа и женска полу, соплетают себе венцы от зелия некоего и возлагают на главу и поясуются ими; еще же на том бесовстем игралищи кладут и огнь, и окрест его, емшеся за руце, нечестиво ходят и скачут и песни поют, сквернаго Купала часто повторяюще и чрез огнь прескачуще, самих себе томуж бесу Купалу в жертву приносят; и иных действ диавольских много на скверных соборищах творят, их же и писати налепо есть. Посем Святаго Иоанна Крестителя празднице еще и о празднице Святых верховных Апостол Петра и Павла свою сеть Диавол запинает чрез колыски, на них же колысущимся приключается внезану спасти на землю, убиватися и зле без покаяния душу свою ипущати. Сего ради и колысок, яко сети диавольския хранитися всякому Христианскому человеку, да не впадет и увязнет в ню, нужда есть.
О облиянии водою на Велик День.
Неции от древних беззаконник источником и езером умножения ради плодов земных жертвы приношаху, а временем и людей в воде тоняху. По некиих странах Российских еще и доселе древняго того безчиния обновляется память, егда во время пресветлаго дне Воскресения Христова собравшеся обоего полу юноши и старый, друг друга по подобию некоего утешения в воду вкидают, и случается наваждением бесовским вверженному в воду или о камень, или о древо разбитися, или утопати, и зле испущати душу свою. Иные же, аще не вкидают в воду, то поливают водою, томужде бесу жертву древних забобонов отновляюще, а ныне в обычай утешения, а не жертвы идолския творят; обаче лучше бы и тому не быти.
Шестый идол Коляда, бог праздничный, ему же праздник велий месяца Декемвриа в 24 день составляху. Обаче аще людие Российский и Святым Крещением просветишася и идолы искорениша, но неции памяти того беса Коляды и доселе не престают отновляти, наченше от самаго Рождества Христова но вся святыя дни собирающеся на богомерзкия игралища, песни но¬ют и в них, аще и о Рождестве Христовом воспоминают, но здеже беззаконно и Коляду, ветхую прелесть диаволскую, много повторяюще присовокупляют. Ксему на тех же своих законопротивных соборищах и некоего Тура сатану и прочия богомерзкия скареды измышляюще, воспоминают. Иные лица своя и всю красоту человеческую по образу и по подобию Божию сотворенную некими харями, или страшилами, на диаволский образ пристроенными, закрывают, страшаще, или утешающе людей. Творца же и Зиждителя своего укаряюще, и акибы не довольствующе или мерзящеся творением руку его; что всячески подобало бы Христианскому человеку оставити, а сим образом, им же его сотвори Господь, довольствоватися: и прочия бого-противныя мерзости измышляемы бывают, их же и писанию нредати не подобает.
Разве тех бесовских кумир, еще и иныи идолы мнози бяху по имени Услад или Осляд, Корша или Хорс, Дашуба или Дажб, Стриб или Стрибог, Семаергля или Семаргл и Макош, или Мокош, им же бесом помраченный людие аки Богу жертвы и хваления воздаваху. Сия мерзость во всем Государстве Влади-мировом по повелению его содевашеся.
Посла же Великий Князь Российский Владимир на свое место в Великий Новгород племянника своего именем Добрыню; и той достигши Велика Новгорода, яко в Киеве виде Владимира тво-ряща, тако, подражая ему, соделоваше тамо, идолы ставляше, богами их нарецая и людем клаиятися и требы им припосити нуждою повелеваше.» [2]
Выделю кратко из текста имена богов:
а) пронумерованы:
1. Перун,
2. Волос,
3. Позвизд,
4. Ладо,
5. Купало,
6. Коляда;
б) упомянуты в тексте:
1) Лель,
2) Полель,
3) Тур;
в) Отдельным списком:
1. Услад или Осляд,
2. Корш или Хорс,
3. Дашуб или Дажб,
4. Стриб или Стрибог,
5. Семаергл или Семаргл,
6. Макош, или Мокош.
3. Источник «Слово об идолах»
Из так называемого «Слова святого Григория..», иначе именуемого «Словом об идолах» (так называется у Рыбакова), процитирую интересующие нас отрывки (излагается по списку Рус. Соф. Нов. Соб. XV в. № 1295, в квадратных скобках вставки из Пасиев. Сбор. XIV в., л. 40):
«... и фивейское безумное пьяньство. Почитаютъ яко бога. И семелино требокладенье. Грому и молъньи. И вилу. Богу вавилоньскому. Его же разби Данило пророкъ. Темъ же богамъ требу кладуть и творять. И словенскый языкъ. Виламъ. И мокошьи. Диве. Перуну. Хърсу. Роду. И рожаници. Упыремъ. Берегинямъ. И переплуту. И верьтячеся пьют ему в розех. И огневи сварожицю молятся. И навьмь. Мъвь творять. И въ тесте мосты делають. И колодязе. И ина многая же утехъ.
... Откуда же начаша элини ставити трапезу [артемиду и артемиде рекше] роду и рожаницям. Таже егюптяне. Таже римляне. Даже и до словен дойде. Се же словене начали трапезу ставити. Роду и рожаницам [вариант: рожанице]. Переже Перуна бога их. А преже того клали требы упырем и берегиням. По святем крещении. Перуна отринуша. А по христа господа бога яшася. Но и ныня по украинам их. Молятся проклятому богу их перуну хорсу. И мокоши. И вилам. Но то творять акы оттай. Сего же не могутся лишити. Наченше в поганстве. Даже и доселе. Проклятого того ставления. Вторыя трапезы роду и рожаницам. На прелесть верным християном...
... Попове установиша трепарь прикладати. Рождества божеци. У рожаничьне тряпезе отклады деюче. Таковы нарицаются кармогузьци а не раби божьи...
Пакы же и се и еще егюптяне требы кладуть. Нилу. Реце. И огневи. Рекуще нил плододавец бог. И раститель классом. А огонь бог егда сохне жито...» [3].
Выделим отсюда имена богов:
1. Семелина,
2. Вил,
3. Мокошь,
4. Дива,
5. Перун,
6. Хорс,
7. Род,
8. Рожаница,
9. Переплут,
10. Огонь Сварожич,
11. Нил плододавец (возможно, что описка и следует читать не Нил, а Вил).
Отрывки из рукописи Рук. Чудова Мон. № 270, л 221.:
«… И вилу иже есть был змий вил нарицаем. Его же уби Данил пророк в Вавилоне.
… Таврьская делорезание идолом. Еже от первенець. Латинская требищная кровь. Просажаема ранами ею же мажют едакиню богиню. Сию же девою мнять. И мокошь чтуть. И малакию. И килу. Велми почитають рекуще буякини.» [3].
4. Источник «Слово христолюбца»
Далее приведу отрывки из «Слова христолюбца»:
«… Терпети крестиян во двое верно жившим верующее в Перуна и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и в Ръгла (= и в Еръгла), и в волы (вилы) их же числом. Тридесять (=десять. Девять, т.е. следует читать зд. тридевять) сестрениць. Глаголют во вневегласии то все и мнят богынями и тако там покладывають им требы. И куры им режуть. И огневи ся молять. Зовуше е его сварожицем (сварожичем) и чесновиток богом (же его) творять.»
Выделим отсюда имена богов:
1. Перун,
2. Хорс,
3. Макошь,
4. Сима,
5. Еръгла,
6. Вилы и/или Вил,
7. Сварожич.
5. Источник «Книга пророка Даниила»
Изложение сказания о Виле по «Книге пророка Даниила»:
«Глава 14.
1 Царь Астиаг приложился к отцам своим, и Кир, Персиянин, принял царство его.
2 И Даниил жил вместе с царем и был славнее всех друзей его.
3 Был у Вавилонян идол, по имени Вил, и издерживали на него каждый день двадцать больших мер пшеничной муки, сорок овец и вина шесть мер.
4 Царь чтил его и ходил каждый день поклоняться ему; Даниил же поклонялся Богу своему. И сказал ему царь: почему ты не поклоняешься Вилу?
5 Он отвечал: потому что я не поклоняюсь идолам, сделанным руками, но поклоняюсь живому Богу, сотворившему небо и землю и владычествующему над всякою плотью.
6 Царь сказал: не думаешь ли ты, что Вил неживой бог? не видишь ли, сколько он ест и пьет каждый день?
7 Даниил, улыбнувшись, сказал: не обманывайся, царь; ибо он внутри глина, а снаружи медь, и никогда ни ел, ни пил.
8 Тогда царь, разгневавшись, призвал жрецов своих и сказал им: если вы не скажете мне, кто съедает все это, то умрете.
9 Если же вы докажете мне, что съедает это Вил, то умрет Даниил, потому что произнес хулу на Вила. И сказал Даниил царю: да будет по слову твоему.
10 Жрецов Вила было семьдесят, кроме жен и детей.
11 И пришел царь с Даниилом в храм Вила, и сказали жрецы Вила: вот, мы выйдем вон, а ты, царь, поставь пищу и, налив вина, запри двери и запечатай перстнем твоим.
12 И если завтра ты придешь и не найдешь, что все съедено Вилом, мы умрем, или Даниил, который солгал на нас.
13 Они не обращали на это внимания, потому что под столом сделали потаенный вход, и им всегда входили, и съедали это.
14 Когда они вышли, царь поставил пищу перед Вилом, а Даниил приказал слугам своим, и они принесли пепел, и посыпали весь храм в присутствии одного царя, и, выйдя, заперли двери, и запечатали царским перстнем, и отошли.
15 Жрецы же, по обычаю своему, пришли ночью с женами и детьми своими, и все съели и выпили.
16 На другой день царь встал рано и Даниил с ним,
17 и сказал: целы ли печати, Даниил? Он сказал: целы, царь.
18 И как скоро отворены были двери, царь, взглянув на стол, воскликнул громким голосом: велик ты, Вил, и нет никакого обмана в тебе!
19 Даниил, улыбнувшись, удержал царя, чтобы он не входил внутрь, и сказал: посмотри на пол и заметь, чьи это следы.
20 Царь сказал: вижу следы мужчин, женщин и детей.
21 И, разгневавшись, царь приказал схватить жрецов, жен их и детей и они показали потаенные двери, которыми они входили и съедали, что было на столе.
22 Тогда царь повелел умертвить их и отдал Вила Даниилу, и он разрушил его и храм его.
23 Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его.
24 И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему.
25 Даниил сказал: Господу Богу моему поклоняюсь, потому что Он Бог живой.
26 Но ты, царь, дай мне позволение, и я умерщвлю дракона без меча и жезла. Царь сказал: даю тебе.
27 Тогда Даниил взял смолы, жира и волос, сварил это вместе и, сделав из этого ком, бросил его в пасть дракону, и дракон расселся. И сказал Даниил: вот ваши святыни!
28 Когда же Вавилоняне услышали о том, сильно вознегодовали и восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов,
29 и, придя к царю, сказали: предай нам Даниила, иначе мы умертвим тебя и дом твой.
30 И когда царь увидел, что они сильно настаивают, принужден был предать им Даниила,
31 они же бросили его в ров львиный, и он пробыл там шесть дней.
32 Во рве было семь львов, и давалось им каждый день по два тела и по две овцы; в это время им не давали их, чтобы они съели Даниила.
33 Был в Иудее пророк Аввакум, который, сварив похлебку и накрошив хлеба в блюдо, шел на поле, чтобы отнести это жрецам.
34 Но Ангел Господень сказал Аввакуму: отнеси этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный.
35 Аввакум сказал: господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю.
36 Тогда Ангел Господень взял его за темя и, подняв его за волосы головы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего.
37 И воззвал Аввакум и сказал: Даниил! Даниил! возьми обед, который Бог послал тебе.
38 Даниил сказал: вспомнил Ты обо мне, Боже, и не оставил любящих Тебя.
39 И встал Даниил и ел; Ангел же Божий мгновенно поставил Аввакума на его место.
40 В седьмой день пришел царь, чтобы поскорбеть о Данииле и, подойдя ко рву, взглянул в него, и вот, Даниил сидел.
41 И воскликнул царь громким голосом, и сказал: велик Ты, Господь Бог Даниилов, и нет иного кроме Тебя! 42 И приказал вынуть Даниила, а виновников его погубления бросить в ров, - и они тотчас были съедены в присутствии его».
Просмотрев древнерусские поучения и сравнив с «Книгой пророка Даниила» приходим к выводу, что в «Книге» Вил это идол, а дракон-змей это отдельное создание, а в «поучениях» Вил это змей.
На основе этого, можно предположить, что у славян Вилом мог называться Велес в образе змея.
7. Анализ источников
Сведём воедино имена из всех источников.
Летописное предание
1. Перун
2. Хърс
3. Дажьбог (Солнце-Даждьбог Сварожич)
4. Стрибог
5. Макошь
6. Семаргл
Киевский Синопсис (пронумерованы)
1. Перун
2. Волос
3. Позвизд
4. Ладо
5. Купало
6. Коляда
Киевский Синопсис (упомянуты)
1. Лель
2. Полель
3. Тур
Киевский Синопсис (отдельный список)
1. Услад или Осляд
2. Корш или Хорс
3. Дашуб или Дажб
4. Стриб или Стрибог
5. Семаергл или Семаргл
6. Макош или Мокош
Слово об идолах
1. Семелина
2. Вил
3. Мокошь
4. Дива
5. Перун
6. Хорс
7. Род
8. Рожаница
9. Переплут
10. Огонь Сварожич
11. Нил плододавец
Слово об идолах
1. Семелина
2. Вил
3. Мокошь
4. Дива
5. Перун
6. Хорс
7. Род
8. Рожаница
9. Переплут
10. Огонь Сварожич
11. Нил плододавец
Слово христолюбца
1. Перун
2. Хорс
3. Макошь
4. Сима
5. Еръгла
6. Вилы и/или Вил
7. Сварожич
1. Перун
С Перуном всё понятно.
Можно не мудрствуя смело цитировать Википедию:
«Перун (белор. Пярун, лит. Perkūnas, латыш. Pērkons) — в восточнославянской мифологии бог, повелевающий небесными явлениями (громом и молнией), бог-мироправитель, покровитель князя и дружины (бог войны), одно из главных божеств славянского пантеона. После распространения христианства на Руси многие элементы образа Перуна были перенесены на культ святого Ильи (Ильи Громовника)».
Словарь В.И.Даля:
«ПЕРУН м. в Великой Руси осталось мало следов этого бога грома и молнии, грозы; в Белоруссии более, там его опнсывают: это высокий, плечистый головач, черноволос, черноглаз, борода золотая, в правой руке лук, в левой колчан со стрелами; он ездит по небу в колеснице, пускает огнеиные стрелы. Ка'б цебя пярун треснув! брань. Який там перун ляскае! что за шум, стук, грохот. | В смол. в знач. вихря. Иж яго пяруном носиць! | твер.-ржев. бранное в знач. болезни, припадка. Схваци цебя пируном! | Иносказательно молния, громовая стрела. Кругом его, из облаков, гремящие перуны блещут, Ломоносов. Если перун одного корня с прах, перхоть, персть, то означает истре бителя, испрашителя; если от переть, пря, то попирателя или воителя; у Шимкевича, от прать; менее вероятно от перо.»
Энциклопедия Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона:
«Перун - главное божество восточных славян, бог грома и молнии, отожествляемый с Зевсом и Юпитером. Слово П. производят от санскритского корня "par" и сопоставляют с прозванием индийского божества Индpы - Parjanуa-parganуa (молниеносная туча). По воззрению славян, П. в теплые дни весны являлся со своими молниями, оплодотворял землю дождями и выводил из-за рассеянных туч ясное солнце. Его творческою силою пробуждалась природа к жизни, и он как бы вновь созидал Мир. Отсюда П. производитель, творец. В то же время П. - божество грозное и карающее; его явление возбуждает страх и трепет. В Псковской губ. и в Белоруссии еще недавно слышались клятвы: "сбей тебя П. ", "как цябе П. узяв". П., - божество воинственное, победоносное. В Киеве на Перуновом холме был поставлен изображавший Перуна деревянный истукан, с серебряною головою и золотыми усами (летопись Нестора под 980 г.). Подобный истукан П. был и в Новгороде великом (см. Софийскую летопись под 991 г.). Русское предание, наделяет П. палицею ("Полн. Собр. Рос. Летоп. ", II, 258), плетью (в обрядовом причитании на Васильев день - 1 янв.), луком и стрелами (в белорусских преданиях). Ему приносились в жертву животные, дети, пленные; ему был посвящен дуб, из которого, по преданию, добывался живой огонь; его именем произносились торжественные клятвы, напр. при заключении договоров. После своего крещения Владимир св., до того времени высоко чтивший П., приказал привязать его идола к хвосту лошади и "влещи с горы по Боричеву на Ручей" в Днепр, приставив "12 мужи бити жезлъем"; народ, продолжает летописец, "плакахуся, аще бо не бяху прияти св. крещения". На Перуновом холме Владимиром была воздвигнута церковь во имя св. Василия. Древнее поклонение П. перенесено в христианскую эпоху на Илью пророка и Юрия Храброго. Ср. Афанасьев, "Поэтические воззрения славян на природу" (М., 1865); А. Фаминцын, "Божества древних славян" (СПб., вып. 1, 1884). В. Р - в.»
О том, что Владимир посвятил церковь Василию (Велесу) церковь на Перуновом холме, и то, что Юрий не относится к Перуну — оставим к последующим комментария.
2. Хорс
Теперь рассмотрим «Хърса» по Синопсису он никто иной как Корш.
Кто же он такой? Как «Хорс» он известен у многих славян, но что бы значило его имя?
Обратимся к источникам.
Словарь В.И.Даля:
«КОРЖАВИНА, коржевина ж. куржачина сев. каржовина, ржа, ржавчина, налет и окисление или нарость от порчи всякого рода; | окалина, гарь в кузницах, железный сок или шлак; | куржевина, кухта, иней, опока; | шершавая поверхность, неровности, и пр. на коре дерева, на мездре кожи и пр. | Ржавое болото, топь со ржавцами. Куржевина, куржевень, куржа ж. куржак м. сев. вост. осадок мерзлых испарений на бороде, одежде, на дверях, деревьях и пр., изморозь, иней, опока, сиб. кить; мерзлые блестки в воздухе. Коржавый, ржавый, покрытый осадком, или | неровный, шероховатый; | жесткий, скорблый, заскорузлый; | заморенный, неказистый, недорослый и вялый (плод, человек). Куржавый или коржавелый, куржавелый, заиневелый. Коржаветь, коржеветь сев. покрываться нечистотою, осадком, или ржавчиною; | кур. орл. скорбнуть или скорузнуть, черстветь и морщиться. Булат не сечется, шелк не рвется, чисто золото не куржавеет. Под небом дощечка, не сохнет, не мокнет, не куржавеет? язык. Куржеветь, индеветь. Коржава ж. новг. ржавое болото, мочажина с болотною железною рудою. | Спорынья в хлебе. Коржавища или коржевища об. сев. уродина, урод, безобразный человек, противный лицом, говор. особ. о стариках. Коржить сев. вонять, смердеть. Коржак сиб. куржевина, куржак, иней. | Коржак м. зап. корж южн. (скорузлый, засушина?) пресная лепешка, засушенная лепешка на сале. Возьми коржиков на дорогу. Коржаной ломоть, от коржа. Коржистый, коржеватый, на корж похожий, сухой, жесткий. Коржинья, см. штевни (Наумов). Корза, корзуха, корзовка вост. старуха, карга. бранное. Корзоха ж. влад. рыба похожая на подлещика. Коржан м. вонючая многоножка, кавсяк, Julus terrestris. Корзоватый сев. неровный или шероховатый, шершавый; корзоватое дерево, с шишковатою корою, во мху и лишаях. | Рябой, шедровитый. Корзно ср. корзень м. стар. плащ, епанча. Корзиться? вят. грезиться, мерещиться, видеться. | Пск. твер. ломаться, упрямиться, кочевряжиться. Корза, корса ж. арх. каменная гряда поперек реки, перекат, сарма, шивера. (См. также коржавина)».
Помимо того, наш Корш родственен слову корочун и, возможно, слову коршун.
Словарь В.И.Даля:
«КАРАЧУН сещ. м. и нареч. капут, конец, смерть, гибель, извод, мат; допяченье кого до конца. Дать кому карачун, задать карачуна, убить, уничтожить кого либо что. Пришел ему карачун. | Симб. злой дух (Наумов). | Солноворот, день 12 декабря, Спиридоньев день. Карачунить что, кого. уничтожать, изводить, убивать. -ся, гибнуть, уничтожаться.
КАЩЕЙ м. (см. касть) сказочное лицо, вроде вечного жида, с прилаг. бессмертный, вероятно от слова кастить, но переделано в кощей, от кости, означая изможденного непомерно худобою человека, особенно старика, скрягу, скупца и ростовщика, корпящего над своею казною. | Стар. смерд, подлый раб. Кащей - сам с ноготь, борода с локоть, пуга (бич) в семь сажен. Кащейка м. скупая, весьма худая старушонка. Кащеев, кащейкин, ему, ей принадлежащ. Кащейский, кащеям свойственный. Кащейный, к ним относящ. Кащеить или кащейничать, скряжничать, жидоморничать. Кащейничанье ср. скряжничанье. Кащейство ср. то же, бол. в отвлеченном знач. Кащейник м. кто кащейничает.».
Словарь C. И. Ожегова и Н.Ю.Шведовой:
«КОСТИТЬ, кощу, костишь; несов., кого-что (прост.). Ругать, поносить».
Следуя этому, можно предположить, что известный нам сказочный Кощей, «кощюн» из поучений и, возможно, позднее его соединили со святыми Касьяном и Спиридоном.
Некий словарь в Интернете:
«Кощун —"насмешник, богохульник", укр. кощун, болг. кощун -- то же, кощуня "хитрю, интригую, насмехаюсь". Вероятно, от костить; см. Бернекер 1, 583; Агрель, Zwei Beitr. 12; Соболевский, ЖМНП, 1886, сент., стр. 152.
Церковнославянское:
КОЩУННИК - шут, балагур.
КОЩУННИЦА - актриса; танцовщица.
КОЩУНЫ – смехотворство».
Википедия:
«Касьянов день (Касьян Немилостливый, Касьян Завистник, Кривой Касьян) — народное название дня памяти Святого Кассиана Римлянина, который отмечают в високосный год — 29 февраля по старому стилю.
Отношение к святому в России
В русских преданиях, легендах, поверьях образ Святого Касьяна, несмотря на всю праведность его жизни, рисуется как отрицательный. В некоторых селах он даже не признавался за святого, а само имя его считалось позорным. Обычно образ Касьяна связывали с адом и присваивали ему демонические черты в облике и поведении. В одной из легенд говорилось, что Касьян был светлым ангелом, но предал Бога, рассказав дьяволу о намерении Господа изгнать с небес всю сатанинскую силу. Совершив предательство, Касьян раскаялся, Бог пожалел грешника и дал ему сравнительно легкое наказание. Он приставил к нему ангела, который бил Касьяна по лбу молотом подряд три года, а на четвертый год давал ему отдых.
Другая легенда рассказывает, что Касьян стоял на страже у ворот ада и только раз в году имел право оставить их и явиться на землю.
По народным представлениям, Святой Касьян недоброжелателен, корыстен, скуп, завистлив, злопамятен и приносит людям одни несчастья. Внешний облик Касьяна неприятен, особенно поражают его косые глаза с несоразмерно большими веками и мертвящим взглядом. Русские люди верили, что «Касьян на что ни взглянет, все вянет», «Касьян все косой косит», «Касьян на народ — народу тяжело», «Касьян на траву — трава сохнет, Касьян на скот — скот дохнет». В Сибири считали, что Касьян любит «заворачивать» головы цыплят, после чего они дохнут или становятся уродами. В свой праздник Касьян развлекается тем, что смотрит на окружающий мир: посмотрит на людей — будет мор, на скот — падеж, на поля — неурожай. Кроме того, считалось, что Касьяну подвластны все ветры.
Некоторые легенды объясняли зловредность Касьяна тем, что он в младенчестве был похищен у благочестивых родителей бесами, которые и воспитали его в своем доме. Кроме того, в них рассказывалось, что Святой Василий Великий, повстречавшись с Касьяном, наложил ему на лоб крестное знамение, после этого Касьян стал обладать способностью сжигать приближающихся к нему демонов. Однако все это не могло обелить святого, и для всех он продолжал оставаться Касьяном Немилостливым, Касьяном Завистником, Касьяном Грозным, Касьяном Скупым. День памяти Святой Касьяна отмечали один раз в четыре года. Русские люди объясняли это тем, что Бог лишил его ежегодных именин за недоброжелательность к бедным людям. Об этом рассказывает легенда, связанная со Святым Касьяном и Николаем Угодником.
Легенда о Святом Касьяне и Николае Угоднике
Однажды Святой Касьян и Николай Угодник шли по земле и увидели мужика, пытавшегося вытащить воз из грязи. Мужик обратился к ним за помощью, но Касьян отказался, сказав: «Не могу, ещё испачкаю об твой воз свою райскую ризу, как же мне в рай прийти и на глаза Господу Богу показаться?»
Николай же Чудотворец, засучив рукава, молча поднял воз и поставил его на сухое место. Пришли Николай Угодник и Касьян в рай.
Бог увидел, что риза Николая Мирликийского испачкана, и спрашивает: «Где это ты, Микола, так выпачкался?» — «Я, — говорит Николай, — мужику воз помогал из грязи вытаскивать». — «А у тебя отчего риза чистая, ведь ты вместе шел?» — спрашивает Господь Касьяна. «Я, Господи, боялся ризу испачкать». Такой ответ Богу не понравился, и он разрешил Касьяну праздновать именины один раз в четыре года, а Николаю — два раза в год.
Касьянов день в России
День памяти Святой Касьяна считался одним из самых плохих, опасных, демонических дней народного календаря. Крестьяне верили, что все каким-либо образом причастное к этому дню обречено на неудачу. Если человек в этот день выйдет на улицу, то он рискует заболеть или умереть, если захочет поработать, то работа не будет спориться — все будет валиться из рук.
Человека, родившегося в этот день, ждет печальная судьба: он будет всю жизнь несчастен, его ждет ранняя смерть, тяжелая болезнь или увечье.
Святой Касьян распространяет свою зловредность и на весь год: «Пришел Касьян, пошел хромать да на свой лад все ломать». Високосный год у русских считался опасным годом. По поверьям, в этот год все «уродливо и неспоро». У коров пропадает молоко; домашний скот не дает приплода, а если и дает, то нежизнеспособный: «Худ приплод в високосный год»; урожаи обычно низкие; брак, заключенный в этот год, всегда неудачен. Верили, что в Касьянов год женщины чаще, чем обычно, умирают от родов, а мужики от запоя.
Считалось, что молебен перед образом Касьяна в день памяти святого поможет защититься от его козней. Кроме того, чтобы благополучно провести этот страшный день и «не попасть на глаз Касьяну», рекомендовалось не выходить на улицу, не выпускать со двора скот и птицу и отказаться от всех работ.
Такой отрицательный образ Святой Касьяна и дня его памяти сформировался под влиянием дохристианских представлений о «плохом» и «хорошем» времени. «Хорошим» временем считалось такое, когда мир устойчив, упорядочен. «Плохое» — это время перехода от одной реальности к другой (от зимы к лету, от старого года к новому), время деструкции и хаоса (весна и осень, рубеж старого и нового годов). День Святого Касьяна приходился на самый страшный с мифологической точки зрения момент времени: последний день зимы и последний день старого года (в древности год начинался 1 марта)».
Можно предположить, что Хорс есть бог смерти клятвопреступников, аналог скандинавской Хель.
3. Даждьбог и Велес
Как нам известно Даждьбог это Солнце и является Сварожичем.
Википедия: «Версия о Свароге, как боге-кузнеце, является интерпретацией фрагмента, приведенного в Повести временных лет за 6622 (1114) год. Там, в подтверждение правдоподобности рассказа о падении из тучи «стеклянных глазков», приводятся рассказы из «Хронографа» о падении белок, пшеницы и проч. из туч. В частности начинается рассказ о падении клещей с неба в Египте, который обрывается на середине.»
По видимому, так как Сварог связывается с небом (там же «при всей скудности и темности источников, Сварог, будучи единственным славянским божеством, имеющим очевидный санскритский корень (ср. санскрит: Swarga — небо)»), но не упоминвается в мифах, то можно его сравнить с легендарным Имиром скандинавов и Святогором былин, то бишь этого создателя-кузнеца уничтожил некий бог, перед тем научившись у того мудрости и умениям, а череп сварожий стал небом и всем миром людей. Ср. Святогор перестановкой букв становится Святорогом.
Даждьбог («дающий бог») соотносим со «скотьим богом» Велесом как дарителем жизни (ср. скандинавское völsi — священный конский половой орган, символ плодородия).
И кроме того, с Солнцем:
«Известно, что наши пастухи обычновенно певцы и музыканты: свой досуг они заполняют игрой на дудках или же унылым негромким пением. Велес, покровитель скотоводства, считался и богом песен: в Слове о полку Игореве Баян назван внуком Велеса. Наш Велес имеет полную аналогию с греческим Аполлоном и римским Марсом, которые первоначально считались богами солнца и также почитались покровителями скотоводства. Аналогия усиливается тем, что Аполлон был, как и Велес, покровителем искусств. В слове св. Григория упоминается,о поклонении «скотну богу и попутнику и лесну богу». Под «скотным богом», вероятно, подразумевается Велес, под лесным — леший; «попутник» остаётся загадочным.» [4].
Помимо этого, Даждьбог-Велес, противник Перуна-Перкунаса, соотносим как солический бог со змеем, ср. Змей Горыныч и сын Сварога-Святогора.
Хотя, возможно, Сварог это Перун или его первоучитель-противник (ср. Один и великаны), Сварожич-Солнце — Ярила, а Даждьбог-Велес его противник, а в летописи всё спутано, т.к. в летописном списке нету Велеса, но есть переложение античных мифов со славяноязычными именами богов, но Велес в том списке должен быть!
Википедия:
«В древнерусских источниках Велес называется покровителем домашних животных, защитником всех прирученных животных и богом материального благополучия (ср. др.-русск. скотъ 'богатство, деньги', либо этимологически тождественное, либо германское заимствование, сближенное с обозначением домашней скотины). Кроме того Волос-бог - покровитель доспехов…
Сельскохозяйственные функции Велеса прослеживаются в обычае оставлять ему в дар несжатыми т. н. волоти, несколько стеблей злаков. Эта жертва называется «Волосовой бородкой» [4]…
Культ Велеса, наряду с культом Перуна, относится к древнейшим общеславянским; имена этих божеств реконструируются на праславянском уровне. Имеются элементы системного противопоставления двух главных богов. Так, в договоре Руси с Византией 907 Велес (называемый в Повести временных лет Волос) соотносится с золотом, а Перун — с оружием. В Киеве идол Перуна стоял на горе (и затем входил в состав воздвигнутого князем Владимиром в 978 году пантеона), а идол Велеса, вероятно, на киевском Подоле, в нижней части города; среди шести богов киевского княжеского пантеона Велеса, несмотря на древность и всеобщесть его культа, не было. Похожая картина с «верхом» и «низом» имеется в Македонии, где есть город Велес, расположенный под холмом Ильи-пророка (перенявшего у Перуна функции громовержца), и в Хорватии, где есть посёлок Волоско под горой Перун. Это находило отражение и в социальном плане их культа: Велес считался богом «всей Руси», а Перун — преимущественно богом княжеской дружины…
Праславянские формы *Velsъ, *Volsъ можно сопоставить с балтийским именем бога загробного мира Вяльнаса. В ведической мифологии с Велесом сближают демона Валу, пожирающего скот. Согласно В. В. Иванову и В. Н. Топорову, в реконструируемом «основном мифе» Велес был противником Перуна-громовержца, похищающим его стада́.
В христианскую эпоху Велес, благодаря звуковой близости имён и совпадению некоторых черт культа, был сближен и ассимилирован с христианским святым Власием, покровителем скота. Вариант Волос осознавался как полногласный вариант к Власий. Уже в третьей четверти XI века в берестяной грамоте церковного содержания в перечне святых фигурирует Волос. Во вкладной грамоте Варлаама Хутынского (конец XII века) фигурирует человек по имени Волос — неясно, это дохристианское имя или уже просто то же, что Влас.
Остатки культа Велеса (обычно в синкретичном виде с культом святого Власия) сохранились на русском Севере, где известны идолы Велеса/Волоса и предания о капищах в честь него; для реконструкции культа имеют значение народные иконы св. Власия, фольклорные молитвы и заговоры с его именем. Его культ иногда сближается с культом медведя как «хозяина» животных.
Город Ярославль по преданию был основан в 1010 году на месте храма Медвежий Угол, который был посвящен Велесу, и в котором волхвы содержали священного медведя. «Сему же многоказненному идолу и керметь (капище) створена бысть и волхов вдан, а сей неугасимый огнь Волосу держа и жертвенная ему кури». Князь Ярослав Мудрый, правивший в Ростове, убил медведя и разогнал волхвов».
Как видим, кроме того, Велес соотносим с медведем и с Фрейром и Локи, как противниками Тора и, соответственно, трикстером.
При этом, Велес бог умерших естественной смертью и отвечающий за возрождение и рождение людей.
Также Велес («волосатый») схож со скандинавским богом охоты Улем («мохнатый»).
4. Стрибог
Википедия:
«Стрибог (древнерус. Стрибогъ) - в славянской мифологии божество, кумир которого согласно ПВЛ был установлен в Киеве в 980. В «Слове о Полку Игореве» ветры названы Стрибожьими внуками, которые стрелами веют с моря («Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы»)…
Может быть, один из вестников Стрибога - стриж. Языческое празднование непосредственно Стрибога приходилось, вероятно, на первый день последнего летнего месяца. По новому стилю - это 21 августа. Народный календарь в эти дни изобилует пословицами в части ветров - внуков Стрибога: "ветрогоны пыль погнали по белу свету, зарыдали по красну лету". "Мироны-ветрогоны пыль по свету гонят, о красном лете стонут".»
Словарь В.И.Даля:
«СТРЫЙ, стрий, строй, стрыйца м. стар. южн. зап. брат отцу, дядя по отцу; уй, вуй, дядя по матери. Петр роди Георгия и Иоанна; Иоанн роди Марину: Георгий Марин стрый. Стрый великий, стар. брат деда или бабки, двоюродный дед. Стрый малый, кормч. двоюродный брат отца или матери. И во избрании были: стрыйко наш, князь Швидригайло. Акты. Стрыйный, к нему отонсящийся. Стрыйный первый брат, двоюродный; - второй брат, троюродный; - третья сестра, сестра в 4 м роде; - внука, дочь двоюродной жениной сестры, Кормч. также: стрыйчичь и стрыечка, двоюродный брат, сестра, по отцу стрыечный и стрыйный, двоюродный; второй (другой) стрыйный, троюродный. Стрыя, стрия, стрыня, Отчая сестра, тетка по отцу; вел. и мал. стрыня, сестра деда, двоюродная сестра его».
По имени, соотносим с Посвистом-Позвиздом «Синопсиса»:
«Позвизд: инии же прозваша его Похвистч неции нарицаху Вихром, исповедающе бога быти воздуха, ведра и безгодия.»
5. Макошь
Имя Макоши соотносимо с глаголом «макать», что соотносит её с позднейшим Иваном Купалой и Аграфеной Купальницею, с самим праздником Купалы.
То есть она богиня воды, правит утопленниками и русалками.
6. Семаргл: Сема и Ярила
Как видно, Семаргл летописи в «Слове христолюбца» это Сима и Еръгла. Как считает ряд исследователей «Еръгла» это описка от «Ерыла», т.е. Ярила.
Сема соотносима со словами «семя», «семья», «земля-земь» и Семелиной из «Слова об идолах». То есть она богиня рождения и любви. Тогда она же позднейшая Лада.
Ярила — бог таинственный, кроме того, что он соотносится со словом «яриться» — быть «одержимым», «дерзким», «злым», что соотносит его с Одином (сканд. Odr — ярый, одержимый и в тоже время поэзия). Он — всадник (соотнося его с Одином) и, как Георгий Победоносец — копьеносец. Скорее всего позднейший бог Коляда он же.
Словарь В.И.Даля:
«ЯРЫЙ, огненный, пылкий; | сердитый, злой, лютый; горячий, запальчивый; | крепкий, сильный, жестокий, резкий; | скорый, бойкий, неудержный, быстрый; крайне ретивый, рьяный; | расплавленный и плавкий; весьма горючий; | белый, блестящий, яркий; | горячий, похотливый. Убояхся тебе, яко человек яр еси, Лук. Муж ярый не благообразен, Притч. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя, от тебе, яр туре Всеволоде, Слово о Полку Игореве. Ярый конь, рьяный, горячий. Спас ярое око. икона Спасителя с карательным взглядом. Ярый ветер, - вьюга, - мороз. Погода яро в море бушует. Не яро, не яро погоняй! арх. полегче, не шибко. Нож порато ярый, сев. острый. Не яро живи, проживешься! арх. Ярый чугун, белый, хрупкий. Ярый чугун, ярая медь течет, плавленая. Ярый воск, расплавленный или белый и чистый. Ярый мед, от ярых пчел, от молодого сегоднего роя, или от пароя, третьего поколенья в одно лето. Горит свеча воску ярого, песня. Ярые звездочки блещут. Ярые овцы, селетние, молодые, ярки. Белоярая пшеница, кукуруза, или джугары. Яровик, что-либо ярое: бычок-яровик; гриб-яровик, ранний; баран-яровичок, ярка.»
7. Прочие боги
«Откуда взялись новые боги Лада, Лель? Полагаем, что вследствие недоразумения. Лада, лель-люли — это припевы песен… припев в форме ай-люли мог возникнуть вследствие искажения богослужебного слова аллилуйя» [4].
Дива — иначе Див, скорее всего это же бог Щур, судья богов, у славян, видимо, им был Ярила или Перун.
Род и рожаница — боги рождения, или же матерь бога и сам её младенец. Рожаницей была Семь, а вот родом или Велес как родитель, или же Стрибог или Ярила как дитя. Иные боги под то не подходят.
Переплут — трикстер, по видимому это Велес.
Нил плододавец — скорее всего описка и это Вил-Велес.
«Услад или Осляд» это Лада, т.е. Семь; или в мужской ипостаси это Велес.
Тур — скорее всего искажённый Штур/Щур.
8. Збручский идол.
Процитирую статью Б.А. Рыбакова «Збручский Род-Святовит»:
«Идол сделан из известняка; он четырехгранный, квадратный в сечении. Высота его 2 м 67 см. Верхняя часть его оформлена в виде округлой шапки с меховой рельефной опушкой. Под общей шапкой - четыре человеческих лица, завершающие четыре плоских грани идола. Идол разделен на три горизонтальных яруса. Верхний ярус - 160 см; средний ярус - 40 см; нижний - 67 см. Таким образом отдельных секций 12; из них одна секция в нижнем ярусе пустая, без изображений, а в остальных 11 по одному изображению. При таком обилии персонажей очень важно определить лицевую, фасадную сторону, на которой должно быть изображено главное божество. В этом нам помогает нижний ярус с одной пустой гранью. На противостоящей грани изображен усатый мужчина, стоящий на коленях и поддерживающий обеими руками всю среднюю зону. На двух прилегающих гранях этого же нижнего яруса эта же коленопреклоненная фигура показана сбоку и только личина en face. Колени обеих боковых фигур соприкасаются с коленями основной, точно обозначая лицевую сторону всего изваяния. Боковые фигуры изображены ступнями к пустой задней грани, которая, очевидно, прислонялась к чему-то и менее всего была видима участниками обряда. Учет всего этого помогает нам определить -что скульптор считал первостепенным, а что - второстепенным. Верхний ярус содержит крупные изображения двух женщин и двух мужчин в длинной подпоясанной одежде. Средний ярус аналогичен верхнему, но фигуры здесь значительно мельче. Они так же делятся по полу: под каждым женским изображением верхнего ряда в среднем тоже женское, под мужским - мужское. Одежды тоже длинные, но без пояса. Фигуры среднего яруса даны с расставленными руками; они как бы образуют хоровод. Г. Ленчик в своей обстоятельной работе о збручском изваянии обозначил его четыре грани буквами, что упрощает ссылки на то или иное изображение:А. Женщина с рогом. В. Женщина с кольцом. С. Мужчина с конем и мечом. D. Мужчина с солярным знаком. Рассмотрим верхний ярус. На главной лицевой грани (А) изваяна женская фигура с рогом изобилия в правой руке. Женская фигурка этой грани в среднем ярусе сопровождена маленьким плоско-рельефным изображением ребенка. Завершается внизу эта грань, как уже говорилось, фигурой мужчины, поддерживающего весь средний ярус. Разномасштабность фигур верхнего и среднего яруса говорит в пользу того что наверху изображены боги и богини, а под ними - простые люди. Боги в 3 1/2 раза крупнее людей. Стоящий на коленях Атлант нижнего яруса должен быть причислен к богам, так как, если распрямить его согнутую фигуру, то она будет точно соответствовать божествам верхнего яруса. Рядом с центральной богиней с рогом изобилия, по ее правую руку (грань В) находится еще одно женское божество с кольцом или браслетом в правой руке. По левую руку центральной богини изображена мужская фигура с саблей (точнее - с палашом) и конем без седла (грань С). На задней грани идола помещено мужское божество с солярным знаком на одежде (грань D). Такова схема распределения 11 изображений.»
А теперь, не беря во внимание домыслы Рыбакова рассмотри идола сами:
1. Имеем семь ликов богов.
2. Женщина с рогом — богиня воды, Макошь.
3. Женщина с кольцом (символом брака) и ребёнком — рожаница-Семь.
4. Одиночная фигура с солическим знаком — громовержец-Перун.
5. Фигура с саблею (видимо, в более ранней ипостаси, с копьём) и конём — Ярила. Как и Один фигура одноглаза (ср. бог Щур от слова «щуриться», т.е. один глаз незаметен или его нет).
6. На супротивной от Перуна грани внизу находится, скорее всего Велес, его противник, попираемый Макошью.
7. На супротивной от дарительницы жизни богини Семы грани — бог смерти и увядания Корш, попираемый Ярилой.
8. На супротивной от Ярилы грани — Стрибог, попираемый Семой.
Тогда, возможна парность верхних божеств как супругов, но какая – не ясно.
Вывод
Итак, имеем семь богов:
1 Велес-Даждьбог
2 Перун-Громила
3 Макошь (позднее - Купала)
4 Позвизд-Посвист-Вихрь
5 Сема-Лада
6 Ярила
7 Хорс-Корш - позднее Кощей и Корочун
На этом, часть первую, о именах богов, я заканчиваю.
Список использованной литературы
[1] Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916, с. 95.
[2] Мечта о русском единстве. Киевский синопсис. М, изд. «Европа», 2006. Стр 86-88.
[3] Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том II. Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе. М, изд. Снегиревой, 1913.
[4] Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том I. Харьков, епархиальная типография, 1916.
Список рекомендуемой литературы
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том I. Харьков, епархиальная типография, 1916.
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Том II. Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе. М, изд. Снегиревой, 1913.
Читать далее!
Дети Хеймира - скандинавские "диоскуры"?
Скандинавские "диоскуры"
Культ лошадей
Во многих индоевропейских традициях, и особенно в индоиранской, прослеживается культ лошадей. С этим связаны конные жертвоприношения и колесничные погребения, особенно характерные для андроновской культуры. Отдельные черты этих ритуалов сохранялись и в позднейшее время (эквирии в Риме).
С культом лошади связаны фигуры божественных близнецов, которые в ряде традиций считались сыновьями богини лошадей. В Греции эти фигуры назывались диоскурами, в Германии — Алками, в Индии — Ашвинами, в Литве — сыновьями Диеваса, в Риме их роль играли Ромул и Рем, «лошадиные» имена носят также первые короли Кента братья Хенгист и Хорса.
Википедия
А у скандинавов это были... Арвак и Альсвинн.
Почему? Сейчас об этом будет рассказ
I. Арвак и Альсвинн (Альсвид) — один из коней солнца. - небесные кони, вывозящие ежедневно солнце, которое раздувают с помощью кузнечных мехов. (Ст. Эдда)
Речи Гримнира:
37 Арвак и Альсвинн
солнце наверх
усталые тащат;
боги меха
кузнечные им
положили под плечи.
Речи Сигрдрифы:
14 Стоял на горе
в шлеме, с мечом;
тогда голова
Мимира молвила
мудрое слово
и правду сказала,
15 что руны украсили
щит бога света,
копыто Альсвинна
и Арвака уши
и колесницу
убийцы Хрунгнира,
Слейпнира зубы
и санный подрез,
Предваряющая песнь, или Воронова ворожба Одина:
4 Будут в исходе
карликов силы,
в бездну Гиннунга
верзятся миры;
часто Альсвид
падал на землю,
часто с нее
он поднимался.
5 Крепкого места
нет солнцу с луною,
лютые ветры
не прекратятся;
скрыты надежно
в Мимире крепко
знания мира;
довольно ль тебе?
II. Хеймир - отец Альсвида и муж сестры Брюнхильд.
Сага о Вёльсунгах:
"... тем двором владел некий великий хёвдинг, по имени Хеймир. Он был женат на сестре Брюнхильд, что звалась Беккхильд... У Хеймира и Беккхильд был сын, по имени Альсвинн, куртуазнейший из людей".
III. По "Саге о Тидрике" Хейми (Heime) был первоначально назван Студас (Studas) и переименован после своего отца. Он потерял свое имя, но был назван Хейми, после того как он стал выглядеть столь же жестоко и свирепо, как и дракон. В немецкой версии, он убил дракона. В средневековом верхненемецком цикле о Дидрихе он был сыном Мадельгера (Madelger) или Адельгера (Adelger) из Лампартена (Lamparten), и он представляется как герцог или как великан с несколькими руками или локтями, чертой, с которой он также присутствует в шведской версии "Саги о Тидрике". Хейми имеет отличное оружие по имени Блодганг (Blodgang) и знаменитого коння по имени Риспа (Rispa, не от ли "Rigspa?").
III. Хама - бился за ожерелье Бросингов.
В "Беовульфе" он, под именем Хама крадёт ожерелье Бросингов.
Также упомянут в "Видсиде".
Беовульф:
и кто из героев
владел, не знаю,
подобным сокровищем,
кроме Хамы,
который, в дом свой
внеся ларец
с ожерельем Бросинга,
бежал от гнева
Эорменрика
под руку Предвечного.
IV. Хеймдаль бился за ожерелье Брисингов с Локи (Младшая Эдда).
Объединив все эти факты, мы получаем, что детьми Хамы-Хейми(ра)-Хеймдалля были Арвак и Альсинн-Альсвид, кои и являются близнецами, аналогичными греческим Дискурам и индийским Ашвинам.
Читать далее!
Культ лошадей
Во многих индоевропейских традициях, и особенно в индоиранской, прослеживается культ лошадей. С этим связаны конные жертвоприношения и колесничные погребения, особенно характерные для андроновской культуры. Отдельные черты этих ритуалов сохранялись и в позднейшее время (эквирии в Риме).
С культом лошади связаны фигуры божественных близнецов, которые в ряде традиций считались сыновьями богини лошадей. В Греции эти фигуры назывались диоскурами, в Германии — Алками, в Индии — Ашвинами, в Литве — сыновьями Диеваса, в Риме их роль играли Ромул и Рем, «лошадиные» имена носят также первые короли Кента братья Хенгист и Хорса.
Википедия
А у скандинавов это были... Арвак и Альсвинн.
Почему? Сейчас об этом будет рассказ
I. Арвак и Альсвинн (Альсвид) — один из коней солнца. - небесные кони, вывозящие ежедневно солнце, которое раздувают с помощью кузнечных мехов. (Ст. Эдда)
Речи Гримнира:
37 Арвак и Альсвинн
солнце наверх
усталые тащат;
боги меха
кузнечные им
положили под плечи.
Речи Сигрдрифы:
14 Стоял на горе
в шлеме, с мечом;
тогда голова
Мимира молвила
мудрое слово
и правду сказала,
15 что руны украсили
щит бога света,
копыто Альсвинна
и Арвака уши
и колесницу
убийцы Хрунгнира,
Слейпнира зубы
и санный подрез,
Предваряющая песнь, или Воронова ворожба Одина:
4 Будут в исходе
карликов силы,
в бездну Гиннунга
верзятся миры;
часто Альсвид
падал на землю,
часто с нее
он поднимался.
5 Крепкого места
нет солнцу с луною,
лютые ветры
не прекратятся;
скрыты надежно
в Мимире крепко
знания мира;
довольно ль тебе?
II. Хеймир - отец Альсвида и муж сестры Брюнхильд.
Сага о Вёльсунгах:
"... тем двором владел некий великий хёвдинг, по имени Хеймир. Он был женат на сестре Брюнхильд, что звалась Беккхильд... У Хеймира и Беккхильд был сын, по имени Альсвинн, куртуазнейший из людей".
III. По "Саге о Тидрике" Хейми (Heime) был первоначально назван Студас (Studas) и переименован после своего отца. Он потерял свое имя, но был назван Хейми, после того как он стал выглядеть столь же жестоко и свирепо, как и дракон. В немецкой версии, он убил дракона. В средневековом верхненемецком цикле о Дидрихе он был сыном Мадельгера (Madelger) или Адельгера (Adelger) из Лампартена (Lamparten), и он представляется как герцог или как великан с несколькими руками или локтями, чертой, с которой он также присутствует в шведской версии "Саги о Тидрике". Хейми имеет отличное оружие по имени Блодганг (Blodgang) и знаменитого коння по имени Риспа (Rispa, не от ли "Rigspa?").
III. Хама - бился за ожерелье Бросингов.
В "Беовульфе" он, под именем Хама крадёт ожерелье Бросингов.
Также упомянут в "Видсиде".
Беовульф:
и кто из героев
владел, не знаю,
подобным сокровищем,
кроме Хамы,
который, в дом свой
внеся ларец
с ожерельем Бросинга,
бежал от гнева
Эорменрика
под руку Предвечного.
IV. Хеймдаль бился за ожерелье Брисингов с Локи (Младшая Эдда).
Объединив все эти факты, мы получаем, что детьми Хамы-Хейми(ра)-Хеймдалля были Арвак и Альсинн-Альсвид, кои и являются близнецами, аналогичными греческим Дискурам и индийским Ашвинам.
Читать далее!
Загадка периодизации славянского язычества
Разделы:
родноверие,
Рыбаков,
славянское язычество
Николай И. Зубов, Одесса
Загадка
периодизации славянского язычества в древнерусских списках “Слова св.
Григория … о том, како первое погани суще языци, кланялися идолом…”
Живая старина. М., 1998. № 1 (17). С. 6-10.
Небольшое по объему древнерусское церковное поучение против остатков язычества в
народе, называемое “Слово святаго Григорья изобретено в толцех о томъ.
како первое погани суще языци. кланялися идоломъ. и требы им клали. то
и ныне творят*”, известно в нескольких списках. Для нашего анализа мы
воспользуемся публикацией списков этого древнерусского поучения против
язычества у Н. М. Гальковского[1]. Списки содержат интересную
периодизацию славянского язычества: “се слов. [словене] и ти начаша
требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того
клали требу. упирем и берегиням”. Итак, согласно этой периодизации,
славяне первоначально поклонялись упырям и берегиням, затем стали
поклоняться роду и рожаницам, а еще позже – Перуну. Периодизация давно
привлекла внимание исследователей. В свое время ее критически
проанализировал И. И. Срезневский. По его мнению, древнерусский автор
не мог иметь понятия о такой глубокой хронологии по нескольким
причинам. Во-первых, ему, как христианину средних веков, не могло
прийти на мысль рассматривать язычество в его эволюционном развитии.
Книжнику было достаточно убеждения, что язычество пришло к славянам от
поганых эллинов и что оно не сразу было искоренено после принятия
христианства. Во-вторых, автор “Слова...” был отдален от времен
язычества по крайней мере тремястами лет, а поэтому о том прошлом мог
только знать кое-что из того, что видел и слышал в свое время и что
вычитал из христианских книг. На таком основании он не мог прийти к
представлению о трех названых периодах. Таким образом, делает вывод
исследователь, эта периодизация не может стать фактом для науки, как не
могут стать таким фактом и утверждения памятника о том, что язычество
пришло к славянам от эллинов или что период поклонения Перуну у славян
наступил после периода обожествления греками Артемиды[2].
Действительно, из позднейших исследователей, кажется, один только Б. А.
Рыбаков воспринял ту древнерусскую хронологию на веру и сделал ее одним
из краеугольных камней своей концепции славянского язычества[3].
Справедливости ради следует отметить, что эта древнерусская
периодизация после И. И. Срезневского до нашего времени так больше
никем и не анализировалась.
Сам И. И. Срезневский, который, по
всей видимости, был совершенно прав в своем критическом подходе к
вопросу, предложил свое прочтение анализированного места памятника. Это
прочтение значительно отходит от древнерусского текста, и оно осталось
бездоказательным (сам автор расценивал свой шаг как поступок смелый, но
необходимый, потому что, по его утверждению, буквальное прочтение здесь
невозможно). Так, исследователь высказал мысль, что повтор слов преже и
переже того является ошибкой переписчика, ввел в текст новое слово
словити (“славить, прославлять”), выражение Перуна бога их оценил как
грамматически неправильное (поскольку якобы должно было бы быть Перуна
бога своего), а потому слово их расшифровал как иных. В итоге вышел
такой текст:
Тако и до Словенъ дойде се; [словити] начаша и
требы класти роду и рожаницамъ. Переже бо того Перуна бога [и иных]
[словили] и клали требу [(имъ и)] упыремъ и берегенямъ. По святемъ
крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшась. Но и ноне по
украйнамъ молятся ему проклятому болвану Перуну [(перену)], и хорсу, и
Мокоши, и Виламъ[4].
Другими списками “Слова...” исследователь
в то время воспользоваться не мог, он только высказал надежду, что
такие списки найдутся и покажут, насколько он был прав. Но более
поздние находки не подтвердили подобное прочтение. В публикации
памятника по рукописи Софийского Новгородского собора этом место
повторяется практически в том же виде (се же словене начали трапезу
ставити. роду и рожаницамъ. переже перуна бога ихъ. а преже того клали
требы упырем и берегынямъ), а в публикации по рукописи Чудова монастыря
место читается так: се же словени начаша требы класти родоу и
рожаницамъ (преже) пероуна бога ихъ. а преже того клали оупиремъ. требы
и берегынямъ... (Издатель памятника Н. М. Гальковский усмотрел в этом
месте смысловое несоответствие и ввел от себя в скобках слово преже,
ориентируясь на другие списки). Что касается выражения Перуна бога их,
в котором И. И. Срезневский увидел грамматическую ошибку, то в списке
“Слова...” по рукописи Новгородской Софии содержится тождественное
выражения бога их Осирида, которое однозначно указывает именно на
притяжательное значение местоимения их: эта форма, по-видимому,
подчеркивает отстраненность христианского книжника от тех, которые
поклоняются языческим божествам (местоимением свой выразить это
невозможно, поскольку он, как известно, может относиться к любому
грамматическому лицу).
В связи с анализом памятника надо
обратить внимание еще на одно обстоятельство. Начиная с И. И.
Срезневского и Д. О. Шеппинга, исследователи считают, что род и
рожаницы, против культа которых направлено поучение, являются особыми
божествами, отдельными от называемых в памятнике Осириса, Артемиды,
Перуна, Хорса, Мокоши и др. Мнение первооткрывателя списка “Слова...” в
Паисиевом сборнике С. П. Шевырева о том, что род и рожаницы – это те же
самые Осирис, Артемида, Артемид и прочие, о которых говорится в
памятнике, оказалось фактически забытым. Однако именно С. П. Шевырев
был, по нашему убеждению, абсолютно прав: в памятнике действительно
речь идет о богинях-матерях (термин рожаница) и рождаемых ими
богов-сынов (термин род). Аргументация в пользу подобного понимания
текста поучения нами уже выдвигалась давно[5], а весь комплекс
доказательств в пользу такой трактовки памятника мы приводим в
отдельном исследовании.
Подходя к анализу текста памятника
именно с такой точки зрения, при сопоставлении структурно тождественных
мест списков источника легко заметить интересные закономерности. В
списке “Слова...” по Паисиевому сборнику читается: халдеи. начаша требы
имъ творити великия. роду и роженицам. пороженью проклятаго бога осира.
сего же осирида. скажют книги сороциньския яко нелепым проходомъ
проиде. но смердящим. Это же место в списке по рукописи Чудова
монастыря имеет такой вид: халдеи. начаша творити требы великы. родоу и
рожаницамъ. положьнию проклятаго. и скверненаго бога осирида. того же
осирида скажють книгы сорочиньскыя. яко нелепым проходомъ проиде
смердящим. В списке по рукописи Новгородской Софии это место выглядит
так: и от техъ извыкоша древле халдеи. и начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая и сквьрньная.
срачиньскаго жьрца. моамеда. и бохмита проклятаго. яко нелепым
проходомъ проиде. рожаяся. того ради и богомъ его нарекоша.
Итак,
во всех трех случаях фактически речь идет о поклонении роду, рожанице и
акту рождения. Особенно важной здесь является синонимия словоформ
пороженью и положьнию, которая выразительно указывает именно на такое
прочтение (ср. укр. пологи “роды”, русск. быть в положении). Что
касается отрывка из Софийской рукописи начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая... и далее по
тексту, то место по того рожению возникло, очевидно, из первоначального
порожению при позднейших переписках под влиянием непосредственно
предшествующей конструкции и того створиша богом и непосредственно
последующего места того же Осирида скажеть книга... (это последнее
аналогичное место присутствует во всех списках поучения).
Сопоставление этой части памятника с той его частью, которая повествует о славянах, оказывается особенно интересным:
також
и до словен доиде. се словене. и ти начаша требы класти роду и
рожаницам. преже перуна бога их. а переже того клали требу. упырем і
берегиням (список по Паисиевскому сборнику);
даже и до словенъ
доиде. се же словене начали тряпезу ставити. роду и рожаницямъ переже
перуна бога ихъ. а преже того клали требы упиремь и берегынямъ (список
по рукописи Новгородской Софии);
се же словени начаша требы
класти родоу и рожаницамъ пероуна бога ихъ. а преже того клали
оупиремъ. требы и берегынямъ (список по Чудовой рукописи).
Параллель,
как легко заметить, весьма выразительна: термину пороженье (положенье)
относительно Осириса соответствует термин преже (переже) относительно
Перуна. И это позволяет выдвинуть такое предположение: первоначально
здесь на месте слова переже (преже) могла стоять форма пороженью.
Замена же этой формы при позднейших переписках могла быть
спровоцированной последующим противопоставлением а преже (переже) того
и далее по тексту. Тогда текст имел бы такой смысл:
Се и
словене начаша треби класти роду и рожаницям, пороженью Перуна бога их.
А переже того клали требу упирем і берегиням. По святом крещеньи Перуна
отринуша, а по Христа Бога яшася, но и ныне по украинам молятся ему
проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилу; и то творят отаи;
сего не могут ся лишити проклятаго ставленья вторыя трапезы, нареченыя
роду и рожаницам.
Внимательное прочтение этого места памятника
как раз и подтверждает ту мысль, что Перун здесь первоначально
действительно мыслится как род, а не является противопоставленным этому
последнему особым мифологическим персонажем. Структурно это место
представляет собой, так сказать, “рамочную” конструкцию: начинается она
упоминанием рода и рожаниц и заканчивается тем же упоминанием, а внутри
приводится как бы толкование, что Перун с Хорсом и Мокошь с вилами и
представляют рожаничную пару персонажей. Поэтому вполне понятно, что
именно Перун (он же род), от которого отреклись язычники,
противопоставлен Христу Богу (тоже роду!). Иначе непонятно, почему
здесь в памятнике, выразительно и остро направленном против культа рода
и рожаниц, появляется антитеза Христа к Перуну, но не к самому роду.
Если же понимать приведенную периодизацию буквально и считать, что
Перун упоминается из-за того, что был последним предхристианским богом,
то подозрительным предстает упоминание после Перуна стадиально
предшествующих рода и рожаниц в конце приведенного отрывка: ведь род и
рожаницы – это как будто пройденный этап, как и этап поклонения упырям
и берегиням, о которых в данном случае действительно уже не говорится,
что им еще и ныне поклоняются “по украинам”.
Итак, антитеза в
действительности могла идти по линии противопоставления роду и
рожаницам упырей и берегинь. И это противопоставление имеет, по нашему
мнению, глубинную мотивацию. Ключ к этой мотивации может дать другой
памятник древнерусского периода – слово “О посте к невежамъ в
понеделокъ 2 недели”. По наблюдениям Н. М. Гальковского, памятник
составлен в XIII в. и представляет собой компиляцию с прозрачными
выписками из других тематически близких документов того времени,
которые касаются соблюдения правил Великого поста. Важно слово “О
посте...” с той точки зрения, что главное место в нем занимает критика
языческих обычаев поклоняться духам предков.
Следует обратить
внимание на то, что причина критики связана здесь с христианскими
пасхальными празднествами. Этот праздничный цикл наслоился, как
известно, на значительный дохристианский культовый цикл, посвященный
почитанию предков. В этом последнем цикле покойницкий, или навий,
Великдень приходился на христианский Страстной четверг. Поучение “О
посте...” как раз и направлено против тех, кто в этот день готовит на
ночь бани для покойников (навий) и приготовляет им скоромную пищу,
нарушая при этом правила соблюдения Великого поста. Показательно и само
название памятника: оно привязывает его к понедельнику второй
пасхальной недели, то есть к Проводам, или Радунице. В целом пафос
памятника состоит в том, что христианам надлежит с духовной радостью
праздновать воскресение Христово, а не почитать покойников: от суботы
же Лазоревы не несутся просфоры ни кутья за упокой, но все в честь
въскресенію Христову[6].
Эта очень сильная антитеза не могла
быть случайной, поскольку в ней концептуально отражается сущность
противопоставления христианства язычеству. Использовано, по всей
видимости, это противопоставление и в “Слове св. Григория...”. Так,
компилятор “Слова...” по Чудовскому списку обращается к фигурам рода и
рожаниц еще и в таком контексте:
сего же не могут ся лишити
проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую
прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ
богу верують упирем и младенци знаменають мертвы и берегенямъ их же
нарицають тридесет сестреницъ.
Таким образом, упоминание об
упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении
умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически
правильную конструкцию, известную из других мест памятников). Этот
разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ умерших.
В списке “Слова...” по рукописи Софийского Новгородского собора читаем, что
темъ
же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и
Мокошьи, диве, Перуну, Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и
переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и огневи сварожицю
молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и
ина многа.
Итак, в этом случае тоже имеет место редакция
памятника, в которой упыри и берегини упоминаются в ряду, связанном с
культом предков. Правда, то, что оба эти персонажа отделены от
упоминаний про навий и про обрядовые мосты в тесте называнием Переплута
и огня-сварожича, как бы ослабляет наш тезис. Но в целом все-таки тот
факт, что эти же персонажи представляют хтонический мир, вряд ли
оспорим. Причем то, что названы они непосредственно после рода и
рожаниц, может свидетельствовать о выявлении той же антитезы живого,
нарождающегося и мертвого, хтонического.
Если справедливы эти
рассуждения, то становится понятной первоначальная идея, заложенная в
памятник его автором: по его мысли, от эллинов славяне научились
поклоняться рождающимся богам, а до того (переже того) поклонялись
покойникам. Отсюда, вероятнее всего, и берет исток та периодизация,
которую видим в памятнике. По-настоящему это не периодизация, а идейное
противопоставление, затемненное позднейшими переписками и редакциями
источника.
Примечания
* Древнерусские цитаты по техническим соображениям передаются средствами современной русской графики.
[1]Гальковский
Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. ІІ.
Древние слова и поучения, направленные против язычества в народе //
Зап. Имп. Моск. археологического института. – М., 1913. – Т. 18. – С.
22-35. Приводим необходимый для понимания дальнейших рассуждений
отрывок по Паисиевскому сборнику (слова вынесены из-под титл,
надстрочные буквы перенесены в строку по смыслу): (почитают)
“..проклятаго же осирида роженъе. мати бо его ражающи (оказися) и того
створиша богомъ собе. и требы ему силны творяхут оканьнии. от техъ
извыкоша халдии. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам.
пороженью проклятаго бога осира. сего же осирида. скажют книги
сороциньския. яко нелепым проходомъ проиде. но смердящим. того ради
сороцини мыют оходъ. и болгаре. и терканини холми. откудуже извыкоша
елени класти требы. артемиду и артемиде. рекше роду ї роженице. тацииже
игуптяне. такоже и до словенъ доиде. се слов(ене).иї ти начаша требы
класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали
требу. упирем и берегиням. по святемъ крещеньи перуна отринуша. а по
христа бога яшася но и ноне по украинамъ моляться ему проклятому богу
перуну. и хорсу.иї мокоши. и вилу. и то творят отаи. сего не могуться
лишити. проклятаго ставленья вторыя тряпезы нареченыя роду и рожаницам.
(на) велику прелесть верным крестьяном. и на хулу святому крещенью. и
на гневъ богу...” (ср. там же, с. 24).
[2]См.: Срезневский И.
Свидетельство Паисиевского сборника о языческих суевериях русских //
Москвитянин. – 1851. – Ч. 2. – № 5 (Часть 1). – С. 56-61.
[3]См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М., 1981. – С. 8-30 и др.
[4]Срезневский И., указ. соч., с. 57.
[5]Зубов
Н. И. Древнерусская теонимия: Проблема собственного и нарицательного.
Дис. ... канд. филол. наук. – Одесса, 1982. – С. 73-87; его же. Род //
Русская ономастика и ономастика России. Словарь. – М., 1994. – С.
170-173; его же. Научные фантомы славянского язычества // Живая
старина, 1995. – С. 46.
[6]Гальковский Н., указ соч., с. 16.
Загадка
периодизации славянского язычества в древнерусских списках “Слова св.
Григория … о том, како первое погани суще языци, кланялися идолом…”
Живая старина. М., 1998. № 1 (17). С. 6-10.
Небольшое по объему древнерусское церковное поучение против остатков язычества в
народе, называемое “Слово святаго Григорья изобретено в толцех о томъ.
како первое погани суще языци. кланялися идоломъ. и требы им клали. то
и ныне творят*”, известно в нескольких списках. Для нашего анализа мы
воспользуемся публикацией списков этого древнерусского поучения против
язычества у Н. М. Гальковского[1]. Списки содержат интересную
периодизацию славянского язычества: “се слов. [словене] и ти начаша
требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того
клали требу. упирем и берегиням”. Итак, согласно этой периодизации,
славяне первоначально поклонялись упырям и берегиням, затем стали
поклоняться роду и рожаницам, а еще позже – Перуну. Периодизация давно
привлекла внимание исследователей. В свое время ее критически
проанализировал И. И. Срезневский. По его мнению, древнерусский автор
не мог иметь понятия о такой глубокой хронологии по нескольким
причинам. Во-первых, ему, как христианину средних веков, не могло
прийти на мысль рассматривать язычество в его эволюционном развитии.
Книжнику было достаточно убеждения, что язычество пришло к славянам от
поганых эллинов и что оно не сразу было искоренено после принятия
христианства. Во-вторых, автор “Слова...” был отдален от времен
язычества по крайней мере тремястами лет, а поэтому о том прошлом мог
только знать кое-что из того, что видел и слышал в свое время и что
вычитал из христианских книг. На таком основании он не мог прийти к
представлению о трех названых периодах. Таким образом, делает вывод
исследователь, эта периодизация не может стать фактом для науки, как не
могут стать таким фактом и утверждения памятника о том, что язычество
пришло к славянам от эллинов или что период поклонения Перуну у славян
наступил после периода обожествления греками Артемиды[2].
Действительно, из позднейших исследователей, кажется, один только Б. А.
Рыбаков воспринял ту древнерусскую хронологию на веру и сделал ее одним
из краеугольных камней своей концепции славянского язычества[3].
Справедливости ради следует отметить, что эта древнерусская
периодизация после И. И. Срезневского до нашего времени так больше
никем и не анализировалась.
Сам И. И. Срезневский, который, по
всей видимости, был совершенно прав в своем критическом подходе к
вопросу, предложил свое прочтение анализированного места памятника. Это
прочтение значительно отходит от древнерусского текста, и оно осталось
бездоказательным (сам автор расценивал свой шаг как поступок смелый, но
необходимый, потому что, по его утверждению, буквальное прочтение здесь
невозможно). Так, исследователь высказал мысль, что повтор слов преже и
переже того является ошибкой переписчика, ввел в текст новое слово
словити (“славить, прославлять”), выражение Перуна бога их оценил как
грамматически неправильное (поскольку якобы должно было бы быть Перуна
бога своего), а потому слово их расшифровал как иных. В итоге вышел
такой текст:
Тако и до Словенъ дойде се; [словити] начаша и
требы класти роду и рожаницамъ. Переже бо того Перуна бога [и иных]
[словили] и клали требу [(имъ и)] упыремъ и берегенямъ. По святемъ
крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшась. Но и ноне по
украйнамъ молятся ему проклятому болвану Перуну [(перену)], и хорсу, и
Мокоши, и Виламъ[4].
Другими списками “Слова...” исследователь
в то время воспользоваться не мог, он только высказал надежду, что
такие списки найдутся и покажут, насколько он был прав. Но более
поздние находки не подтвердили подобное прочтение. В публикации
памятника по рукописи Софийского Новгородского собора этом место
повторяется практически в том же виде (се же словене начали трапезу
ставити. роду и рожаницамъ. переже перуна бога ихъ. а преже того клали
требы упырем и берегынямъ), а в публикации по рукописи Чудова монастыря
место читается так: се же словени начаша требы класти родоу и
рожаницамъ (преже) пероуна бога ихъ. а преже того клали оупиремъ. требы
и берегынямъ... (Издатель памятника Н. М. Гальковский усмотрел в этом
месте смысловое несоответствие и ввел от себя в скобках слово преже,
ориентируясь на другие списки). Что касается выражения Перуна бога их,
в котором И. И. Срезневский увидел грамматическую ошибку, то в списке
“Слова...” по рукописи Новгородской Софии содержится тождественное
выражения бога их Осирида, которое однозначно указывает именно на
притяжательное значение местоимения их: эта форма, по-видимому,
подчеркивает отстраненность христианского книжника от тех, которые
поклоняются языческим божествам (местоимением свой выразить это
невозможно, поскольку он, как известно, может относиться к любому
грамматическому лицу).
В связи с анализом памятника надо
обратить внимание еще на одно обстоятельство. Начиная с И. И.
Срезневского и Д. О. Шеппинга, исследователи считают, что род и
рожаницы, против культа которых направлено поучение, являются особыми
божествами, отдельными от называемых в памятнике Осириса, Артемиды,
Перуна, Хорса, Мокоши и др. Мнение первооткрывателя списка “Слова...” в
Паисиевом сборнике С. П. Шевырева о том, что род и рожаницы – это те же
самые Осирис, Артемида, Артемид и прочие, о которых говорится в
памятнике, оказалось фактически забытым. Однако именно С. П. Шевырев
был, по нашему убеждению, абсолютно прав: в памятнике действительно
речь идет о богинях-матерях (термин рожаница) и рождаемых ими
богов-сынов (термин род). Аргументация в пользу подобного понимания
текста поучения нами уже выдвигалась давно[5], а весь комплекс
доказательств в пользу такой трактовки памятника мы приводим в
отдельном исследовании.
Подходя к анализу текста памятника
именно с такой точки зрения, при сопоставлении структурно тождественных
мест списков источника легко заметить интересные закономерности. В
списке “Слова...” по Паисиевому сборнику читается: халдеи. начаша требы
имъ творити великия. роду и роженицам. пороженью проклятаго бога осира.
сего же осирида. скажют книги сороциньския яко нелепым проходомъ
проиде. но смердящим. Это же место в списке по рукописи Чудова
монастыря имеет такой вид: халдеи. начаша творити требы великы. родоу и
рожаницамъ. положьнию проклятаго. и скверненаго бога осирида. того же
осирида скажють книгы сорочиньскыя. яко нелепым проходомъ проиде
смердящим. В списке по рукописи Новгородской Софии это место выглядит
так: и от техъ извыкоша древле халдеи. и начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая и сквьрньная.
срачиньскаго жьрца. моамеда. и бохмита проклятаго. яко нелепым
проходомъ проиде. рожаяся. того ради и богомъ его нарекоша.
Итак,
во всех трех случаях фактически речь идет о поклонении роду, рожанице и
акту рождения. Особенно важной здесь является синонимия словоформ
пороженью и положьнию, которая выразительно указывает именно на такое
прочтение (ср. укр. пологи “роды”, русск. быть в положении). Что
касается отрывка из Софийской рукописи начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая... и далее по
тексту, то место по того рожению возникло, очевидно, из первоначального
порожению при позднейших переписках под влиянием непосредственно
предшествующей конструкции и того створиша богом и непосредственно
последующего места того же Осирида скажеть книга... (это последнее
аналогичное место присутствует во всех списках поучения).
Сопоставление этой части памятника с той его частью, которая повествует о славянах, оказывается особенно интересным:
також
и до словен доиде. се словене. и ти начаша требы класти роду и
рожаницам. преже перуна бога их. а переже того клали требу. упырем і
берегиням (список по Паисиевскому сборнику);
даже и до словенъ
доиде. се же словене начали тряпезу ставити. роду и рожаницямъ переже
перуна бога ихъ. а преже того клали требы упиремь и берегынямъ (список
по рукописи Новгородской Софии);
се же словени начаша требы
класти родоу и рожаницамъ пероуна бога ихъ. а преже того клали
оупиремъ. требы и берегынямъ (список по Чудовой рукописи).
Параллель,
как легко заметить, весьма выразительна: термину пороженье (положенье)
относительно Осириса соответствует термин преже (переже) относительно
Перуна. И это позволяет выдвинуть такое предположение: первоначально
здесь на месте слова переже (преже) могла стоять форма пороженью.
Замена же этой формы при позднейших переписках могла быть
спровоцированной последующим противопоставлением а преже (переже) того
и далее по тексту. Тогда текст имел бы такой смысл:
Се и
словене начаша треби класти роду и рожаницям, пороженью Перуна бога их.
А переже того клали требу упирем і берегиням. По святом крещеньи Перуна
отринуша, а по Христа Бога яшася, но и ныне по украинам молятся ему
проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилу; и то творят отаи;
сего не могут ся лишити проклятаго ставленья вторыя трапезы, нареченыя
роду и рожаницам.
Внимательное прочтение этого места памятника
как раз и подтверждает ту мысль, что Перун здесь первоначально
действительно мыслится как род, а не является противопоставленным этому
последнему особым мифологическим персонажем. Структурно это место
представляет собой, так сказать, “рамочную” конструкцию: начинается она
упоминанием рода и рожаниц и заканчивается тем же упоминанием, а внутри
приводится как бы толкование, что Перун с Хорсом и Мокошь с вилами и
представляют рожаничную пару персонажей. Поэтому вполне понятно, что
именно Перун (он же род), от которого отреклись язычники,
противопоставлен Христу Богу (тоже роду!). Иначе непонятно, почему
здесь в памятнике, выразительно и остро направленном против культа рода
и рожаниц, появляется антитеза Христа к Перуну, но не к самому роду.
Если же понимать приведенную периодизацию буквально и считать, что
Перун упоминается из-за того, что был последним предхристианским богом,
то подозрительным предстает упоминание после Перуна стадиально
предшествующих рода и рожаниц в конце приведенного отрывка: ведь род и
рожаницы – это как будто пройденный этап, как и этап поклонения упырям
и берегиням, о которых в данном случае действительно уже не говорится,
что им еще и ныне поклоняются “по украинам”.
Итак, антитеза в
действительности могла идти по линии противопоставления роду и
рожаницам упырей и берегинь. И это противопоставление имеет, по нашему
мнению, глубинную мотивацию. Ключ к этой мотивации может дать другой
памятник древнерусского периода – слово “О посте к невежамъ в
понеделокъ 2 недели”. По наблюдениям Н. М. Гальковского, памятник
составлен в XIII в. и представляет собой компиляцию с прозрачными
выписками из других тематически близких документов того времени,
которые касаются соблюдения правил Великого поста. Важно слово “О
посте...” с той точки зрения, что главное место в нем занимает критика
языческих обычаев поклоняться духам предков.
Следует обратить
внимание на то, что причина критики связана здесь с христианскими
пасхальными празднествами. Этот праздничный цикл наслоился, как
известно, на значительный дохристианский культовый цикл, посвященный
почитанию предков. В этом последнем цикле покойницкий, или навий,
Великдень приходился на христианский Страстной четверг. Поучение “О
посте...” как раз и направлено против тех, кто в этот день готовит на
ночь бани для покойников (навий) и приготовляет им скоромную пищу,
нарушая при этом правила соблюдения Великого поста. Показательно и само
название памятника: оно привязывает его к понедельнику второй
пасхальной недели, то есть к Проводам, или Радунице. В целом пафос
памятника состоит в том, что христианам надлежит с духовной радостью
праздновать воскресение Христово, а не почитать покойников: от суботы
же Лазоревы не несутся просфоры ни кутья за упокой, но все в честь
въскресенію Христову[6].
Эта очень сильная антитеза не могла
быть случайной, поскольку в ней концептуально отражается сущность
противопоставления христианства язычеству. Использовано, по всей
видимости, это противопоставление и в “Слове св. Григория...”. Так,
компилятор “Слова...” по Чудовскому списку обращается к фигурам рода и
рожаниц еще и в таком контексте:
сего же не могут ся лишити
проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую
прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ
богу верують упирем и младенци знаменають мертвы и берегенямъ их же
нарицають тридесет сестреницъ.
Таким образом, упоминание об
упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении
умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически
правильную конструкцию, известную из других мест памятников). Этот
разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ умерших.
В списке “Слова...” по рукописи Софийского Новгородского собора читаем, что
темъ
же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и
Мокошьи, диве, Перуну, Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и
переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и огневи сварожицю
молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и
ина многа.
Итак, в этом случае тоже имеет место редакция
памятника, в которой упыри и берегини упоминаются в ряду, связанном с
культом предков. Правда, то, что оба эти персонажа отделены от
упоминаний про навий и про обрядовые мосты в тесте называнием Переплута
и огня-сварожича, как бы ослабляет наш тезис. Но в целом все-таки тот
факт, что эти же персонажи представляют хтонический мир, вряд ли
оспорим. Причем то, что названы они непосредственно после рода и
рожаниц, может свидетельствовать о выявлении той же антитезы живого,
нарождающегося и мертвого, хтонического.
Если справедливы эти
рассуждения, то становится понятной первоначальная идея, заложенная в
памятник его автором: по его мысли, от эллинов славяне научились
поклоняться рождающимся богам, а до того (переже того) поклонялись
покойникам. Отсюда, вероятнее всего, и берет исток та периодизация,
которую видим в памятнике. По-настоящему это не периодизация, а идейное
противопоставление, затемненное позднейшими переписками и редакциями
источника.
Примечания
* Древнерусские цитаты по техническим соображениям передаются средствами современной русской графики.
[1]Гальковский
Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. ІІ.
Древние слова и поучения, направленные против язычества в народе //
Зап. Имп. Моск. археологического института. – М., 1913. – Т. 18. – С.
22-35. Приводим необходимый для понимания дальнейших рассуждений
отрывок по Паисиевскому сборнику (слова вынесены из-под титл,
надстрочные буквы перенесены в строку по смыслу): (почитают)
“..проклятаго же осирида роженъе. мати бо его ражающи (оказися) и того
створиша богомъ собе. и требы ему силны творяхут оканьнии. от техъ
извыкоша халдии. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам.
пороженью проклятаго бога осира. сего же осирида. скажют книги
сороциньския. яко нелепым проходомъ проиде. но смердящим. того ради
сороцини мыют оходъ. и болгаре. и терканини холми. откудуже извыкоша
елени класти требы. артемиду и артемиде. рекше роду ї роженице. тацииже
игуптяне. такоже и до словенъ доиде. се слов(ене).иї ти начаша требы
класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали
требу. упирем и берегиням. по святемъ крещеньи перуна отринуша. а по
христа бога яшася но и ноне по украинамъ моляться ему проклятому богу
перуну. и хорсу.иї мокоши. и вилу. и то творят отаи. сего не могуться
лишити. проклятаго ставленья вторыя тряпезы нареченыя роду и рожаницам.
(на) велику прелесть верным крестьяном. и на хулу святому крещенью. и
на гневъ богу...” (ср. там же, с. 24).
[2]См.: Срезневский И.
Свидетельство Паисиевского сборника о языческих суевериях русских //
Москвитянин. – 1851. – Ч. 2. – № 5 (Часть 1). – С. 56-61.
[3]См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М., 1981. – С. 8-30 и др.
[4]Срезневский И., указ. соч., с. 57.
[5]Зубов
Н. И. Древнерусская теонимия: Проблема собственного и нарицательного.
Дис. ... канд. филол. наук. – Одесса, 1982. – С. 73-87; его же. Род //
Русская ономастика и ономастика России. Словарь. – М., 1994. – С.
170-173; его же. Научные фантомы славянского язычества // Живая
старина, 1995. – С. 46.
[6]Гальковский Н., указ соч., с. 16.
Читать далее!
Научные фантомы славянского Олимпа
Разделы:
родноверие,
Рыбаков,
славянское язычество
Николай И. Зубов, Одесса
Научные фантомы славянского Олимпа
Живая старина. М., 1995. № 3 (7). С. 46-48.*
После работы Е.Н. Аничкова «Язычество и древняя Русь», изданной в
Санкт-Петербурге в 1914 г., мало кто из исследователей возвращался к
текстологическому разбору древнерусских памятников, свидетельствующих о
пережитках язычества в народе и о божествах дохристианского периода. В
результате этого сведения о славянских божествах сейчас используются
рекурсивно, т. е. готовыми, устоявшимися, освященными авторитетами и
традицией блоками, переходящими из статьи в статью, из монографии в
монографию, из энциклопедии в энциклопедию.
Между тем возврат к анализу древнерусских первоисточников, их скрупулезное прочтение
позволяют иногда совершенно по-новому взглянуть на уже, казалось бы,
решенные вопросы. Некоторым из них в рамках общей проблемы
достоверности существования того или иного языческого божества у славян
и посвящена настоящая статья.
Проблема Рода и рожаниц.
Научные трактовки Рода как языческого персонажа сводятся к двум
основным точкам зрения: по одной из них. Род[1] — это «мелкое» божество
вроде домового, семейный (родовой) божок; по второй — это один из
верховных богов языческих русичей, податель всякого жизненного начала.
Что касается рожаниц, то они традиционно рассматриваются как
персонификация судьбы новорожденного (тип древнегреческих мойр или
южнославянских сужениц).
Надо сказать, что как наиболее древние письменные памятники (XII в.), так и более поздние, на первый взгляд, дают все основания для таких взглядов. Действительно, судя по всему, Род календарно был приурочен ко второму дню рождественских праздников — так называемому собору, или «пологу» Богородицы[2]. К 9 сентября,
следующему дню после празднования рождества Богородицы, была приурочена
так называемая вторая рожаничная трапеза, с празднованием которой
активно боролась церковь. Датированным началом этой борьбы является
знаменитое «Вопрошание Кириково», в котором содержится вопрос к
епископу Нифонту (1130—1156 гг.) «Аже се Роду и рожанице крають хлебы и
сиры и мед?», на что следует ответ «Негде, рече, молвить: горе пьющим
рожаници»[3]. К XV—нач. XVI в. относится интересный рукописный
комментарий к Евангелию (условно названный «О вдуновении духа в
человека»), в котором Род противопоставлен христианскому Богу: «То ти
не род седя на воздусе мечет на землю груды и в том ражаются дети
<...> Всем бо есть творец бог, а не род»[4].
Подобное цитирование древнерусских памятников легко можно увеличить. Но есть
среди них один документ, который, несомненно, лег в основу всей
«антирожаничной» серии; ему соответствует византийский протооригинал,
принадлежащий св. Григорию Назианзину (Богослову). Это так называемое
«Слово св. Григория, составленное в толковании о том, как раньше
язычники поклонялись идолам». Прочтение этого памятника позволяет
утверждать, что слова род и рожанчца обозначают не имена или названия
каких-то особых персонажей, а являются нарицательными названиями:
рожаница ‘роженица, родившая’, род ‘тот, кто родился; (ново)рожденный’.
В этой связи следует обратить внимание на то, что св. Григорий Богослов
был тем церковным деятелем, который активно проповедовал необходимость
введения праздника Рождества Христова и именно при котором церковный
собор 381 года этот праздник установил, приурочив его к 25 декабря —
времени наиболее распространенных античных культов возрождающейся
природы.
Протооригинал «Слова св. Григория...» как раз и посвящен развенчиванию античных культов богини-матери и бога-сына.
Древнерусские книжники в переводе «Слова св. Григория...» празднование
этих культов называют термином родопочитание. Сам перевод начинается с
привязки к античным образцам и далее разоблачает тех, «иже бесятся
жроуще матери бесовьстеи афродите богыни. Kopoyне. короуна же боудеть и
антихрисця мати. и артемиде. проклятеи. диомисее. стегноражанию и
недоношеныи породъ. и бог мужеженъ <...> тем же богомъ требоу
кладоуть и творять. и словеньскыи языкъ. виламъ. мокошьи. дивЕ.
пероуноу. хърсоу. родоу. и рожаници...»[5].
Затем этот мотив развенчивания рожаницы и рода развивается и еще более усиливается: речь идет о тех, которые почитают «...проклятого же осирида. рожение. мати
бо его ражающи оказися. а того створиша богомъ… и от техъ извыкоша
древле халдеи, и начаша требы творити своима богома родоу и рожаници.
по того рожению. проклятого. и сквьрнаго бога ихъ. осирида того же
оирида скажеть книга лъживая и сквьрньная. срачинскаго жьрца. моамеда.
и бохмита проклятаго. яко нелепымъ проходомъ проиде, рожаяся. того ради
и богомъ его нарекоша… оттоуда же начаша елини. ставити трапезоу. родоу
и рожаницамъ. таже егюптяне. таже римляне. даже и до словенъ доиде. се
же словене начали трапезоу ставити родоу и рожаницамъ…»[6].
Важно обратить внимание и на тот факт, что в перечне божеств памятник
нарушает обычную традицию, когда сначала перечисляются мужские
божества, а затем женские (ср. порядок Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог,
Симаргл, Мокошь в так называемом пантеоне князя Владимира)[7]: в данном
случае женское начало оказывается выше мужского.
Таким образом, «антирожаничная» установка памятника совершенно очевидна: христианская
Богородица и ее сын-Бог должны вытеснить прочих языческих «рожениц» и
«родов» с их противоестественными и гадкими обстоятельствами появления
на свет (в христианстве это обстоятельство облагорожено мотивом
непорочного зачатия; сам мотив известен уже в «Илиаде» Гомера).
Важен еще один штрих: в другом месте памятника прямо сказано, что эллины поклоняются «Артемиде и Артемиду рекше роду и рожаници» (древнерусское
слово рекше в данном случае имеет значение ‘иначе говоря, другими
словами, то есть’). В этом свете названия род и рожаница (которые
последовательно относятся то к египетской «рожаничной» паре, то к
халдейской, то к эллинской, римской и славянской) и предстают в том
изначальном нарицательном смысле, который, очевидно, и вкладывали в них
первые древнерусские составители документа: род — это ‘тот, кто
родился’; рожаница — это ‘та, которая рождает’.
В более позднее время нарицательное название род на фоне других собственных имен
языческих богов еще церковниками было переосмыслено как имя
собственное. С названием рожаница этого не могло произойти, поскольку
оно в памятниках изменяется по числам, чего не бывает в грамматике
имени собственного. А еще позже это представление о Роде вошло и в
научное обращение. Фактически же языческие славяне особого бога по
имени Род (или даже низшего демона под таким названием), скорее всего,
не знали и почитать его не могли.
Богиня Дива или Мокошь-дева?
Название Дива, которое уже встречалось в предыдущем
разделе, традиционно трактуется как обозначение женской ипостаси к
мужской фигуре дива из цикла древнерусских воинских повестей. Это ведет
к тому, что анализ сосредотачивается на названии див, а женская форма
названия оказывается на периферии научного внимания, являясь как бы
вторичной.
Однако содержание воинских повестей и содержание церковно-поучительных документов довольно далеки друг от друга, аназвания див и дива однозначно разделены границей между обоими циклами документов и нигде не обнаруживают более или менее определенной
семантической общности. С другой стороны, если обратиться к «Слову св.
Григория…», где название дива фиксируется в форме дательного падежа (а
это вообще единственная фиксация названия в известных древнерусских
памятниках), то можно предположить, что под этой формой надо понимать
эпитет дева, очень уместный в памятнике, направленном против культов
эллинистических богинь-дев, среди которых называются Артемида и
Афродита. В другом месте документа об эллинах прямо сказано, что
«лаконьская трьбищная кровь, просашаемая ранами то их епитемья. и тою
мажють екатию. богиню, сию же дЕвоу творять. и мокошь чтоуть»[8].
Итак, определение дева в данном случае непосредственно предваряет имя Мокошь.
А несколькими периодами перед этим местом как раз и говорится, что
славяне, подобно эллинам, поклоняются тем же богам: «вилам, и мокошьи.
дивЕ. пероуноу. хърсоу. родоу. и рожаници».
Что касается самой формы этого определения с корневым звуком [и] вместо закономерного для русского языка [е] на месте буквы ять (т.е. наблюдается форма дивЕ, а не дЕвЕ), то здесь надо учесть новгородское происхождение того списка
«Слова св. Григория...», в котором форма зафиксирована. Дело в том,
что, как известно, новгородские диалекты знают переход звука,
обозначаемого буквой ять, в звук [и]. Раньше всего этот переход начался
(он же и более распространен сейчас) в положении между мягкими
согласными, что, собственно говоря, и соответствует анализируемой
форме. Нельзя исключать и прямого киевского влияния на произношения
слова дева как дива в русской церковной традиции.
Таким образом, видимо, первоначально в этом перечислении слово дива имело значение
эпитета-определения по эллинскому образцу (т.е. совершенно независимо
от того, была ли Мокошь девой в исходных языческих представлениях) к
имени славянской богини. Следовательно, как можно довольно убедительно
предполагать, славяне в действительности не знали богини с таким именем
в кругу своих божеств. Это неплохо согласуется и с тем, что другие
известные памятники, даже перечисляя тех же Перуна, Хорса, Мокошь и
других, нигде больше не называют женского мифологического персонажа с
таким названием (или именем).
Был ли Дажьбог сыном Сварога?
В современной славистике принято считать, что, как сказано в
Ипатьевской летописи, бог по имени Сварог имел сына по имени Дажьбог.
Эта генеалогия усиливается существованием в церковно-поучительных
памятниках древнерусского ритуального названия огня сварожич, форма
которого трактуется как отчество. Объединяются эти сведения солярной
атрибутикой: летописный Сварог отождествляется с эллинским Гефестом, то
есть небесным огнем, а Дажбог — с Гелиосом, то есть солнцем. Кроме
того, у западных славян известно одно из главных божеств по имени
Сварожич, вторым именем которого принято считать имя Радогост, в свете
чего первое имя также расценивается как отчество.
Критическая оценка этой генеалогии появилась еще в прошлом веке. Так, Д. Шеппинг
писал в свое время, что шаткость новой, освященной именами Соловьева и
Срезневского системы генеалогии славянских божеств очевидна, поскольку
семейные связи возможны только при условии свободной индивидуальной
жизни богов, до которого славянская мифология не успела развиться[9].
Энергично оспаривал идентификацию Дажьбога как Сварожича А. Брюкнер, настаивая на
том, что название Сварожич — это уменьшительная форма самого имени
Сварог, но ни в коем случае не патроним[10].
Эта критика базируется в целом на общих рассуждениях и потому выглядит
недостаточной. Если же обратиться к более детальному анализу
древнерусских сведений, то, пожалуй, эту аргументацию можно значительно
усилить.
Проблема связана с тем, что Сварог-отец и Даждьбог как
его сын называются единственный раз только в древнерусском летописании.
Причем это место — не оригинальное, а перевод известной византийской
хроники Иоанна Малалы, включенный в летопись. Таким образом, названные
летописью славянские божества суть вставка славянских книжников,
сделанная для того, чтобы и славянство представить в мировом
историческом контексте: ведь хорошо известно, что идеей общности своей
истории и мировой буквально пронизано все древнерусское летописание
(ср. приведенное выше «тем же богам требу кладут и славянский язык»).
О ходе истории повествует и хроника Малалы; в соответствующем месте
хроники говорится, в частности, о небесных царях-покровителях египтян —
Гефесте и его сыне Гелиосе: meta de teleyten Hefeistu ebasileysen
Aigyption ho hyios ayto Helios hemeres[11]ю В летописной вставке это
место имеет такой вид: «по умъртвии же Феостове его ж и Сварога
наричить и царствова Егюптяномъ сынъ его дневное Сонце его ж наричють
Дажьбог[12].
Надо сказать, что еще в прошлом веке солярная
атрибутика обоих персонажей и поиск ее отражения в этимологии их имен
отвлекли внимание исследователей от главного для древнерусских
книжников признака Сварога и Дажбога: в первую очередь здесь выступает
функция покровительства, царствования. Именно это важно в хронике
Малалы для эллинских богов, и, очевидно, именно этим признаком должен
был бы руководствоваться и тот древний книжник, который искал
древнерусские соответствия античным персонажам.
Нам известен только один бог, который в древнерусском предании о языческой мифологии
мог претендовать на эту роль — это Дажьбог, которого «Слово о полку
Игореве» (источник в данном случае независимый) называет покровителем
русичей (точнее говоря, русичи в нем названы внуками Дажьбога). Исходя
из этих представлений, тот книжник, которому нужны были соответствия
для вставок в хронику Малалы, получил бы первую фигуру из двух
необходимых.
Повод для имени второго персонажа могло бы дать
название ритуального огня сварожич, которое относительно часто
встречается в древнерусских церковных поучениях против язычества.
Заметим, что это название никогда не оказывается в ряду высших
древнерусских славянских божеств, а занимает место после персонажей
низшей демонологии и живых объектов среди перечислений природных
объектов поклонения (реки, источники, камни, деревья, огонь-сварожич):
ср., например: «И верують в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и
ве Ръгла i въ вилы <...> и мнять богынями, и покладывахуть имъ
теребы, и куры имъ режють, и огневе молятся, зовуще его
сварожичемъ»[13].
Следовательно, составители известных сейчас поучений первоначально не мыслили эту стихию огня в антропоморфном виде. Однако есть случаи, когда видно, что название сварожич из-за его формы все же может восприниматься книжниками как имя собственное:
«...но и ныне по оукраинамъ молятся ему проклятому богоу Пероуну,
Хорсу, Мокоши, виламъ < ...> вероують оупыремъ <...> и
берегенямъ <...> а дроузии вероують в Сварожитьца и Артемида и
Артемидию <...> а инии къ кладеземъ приносяще молятся и в водоу
мечють велеахоу (т.е. Велеару. — Авт.) жертву пряносяще, а друзии под
овином и поветехъ скотеехъ молятся…»[14]
Как видно из приведенных цитат, само название остается практически в том же
семантическом ряду, но к нему для вящей убедительности добавляются
античные собственные имена, поднимающие тем самым статус названия до
того же уровня имени собственного. При этом, подчеркнем еще раз, важно,
что сама форма названия сварожич со всей очевидностью совпадает с
формой восточнославянских патронимов.
Таким образом, возвращаясь к проблеме вставок в перевод хроники Малалы, можно предполагать, что в
названии сварожич книжник нашел бы важное для него указание на
отцовские отношения. Дальнейшие выводы следуют почти автоматически:
реконструируется имя отца — Сварог, а место сына достается Дажьбогу как
известному уже покровителю.
С точки зрения предложенного подхода, становится понятным тот факт, что Сварог упоминается в памятниках единственный раз: в реальном язычестве такого высшего бога,
очевидно, не было[15].
Остается, однако, еще проблема бога Сварожича (он же якобы Радогост) у прибалтийских славян. Включение Радогоста в славянский пантеон и двуименность этого персонажа
принимается сейчас безоговорочно. Но еще не так давно высказывались
серьезные сомнения относительно истинности существования Радогоста в
славянском язычестве. Эти взгляды не были никем оспорены, не
анализировались по их сути, а просто со временем подзабылись под
влиянием более авторитетных мнений.
Дело в том, что в источниках Сварожич и Радогост никогда не отождествляются. Первое известие здесь относится к началу XI века и принадлежит немецкому хронисту Титмару,
который сообщает, что в земле славянского племени редарей есть город
Радогощ, в котором поклоняются главному богу Сварожичу. В конце того же
века другой немецкий хронист, Адам Бременский, повествуя об этих же
местах, называет в городе редарей Ретре главного бога Радогоста (но ни
о каком Сварожиче упоминания у него нет). Анализируя эти факты, А.
Брюкнер считает, что Адам Бременский взял сведения из Титмара, но при
этом грубо ошибся: «сдвинул названия земли редарей, города Радогощ,
божества Сварожича и получил племя редарей, город Ретру (то же самое
название в другом написании!); имя божества, которому поклонялись в
городе Радогощ, выпало. А вслед за Адамом Бременским эту ошибку
повторили Гельмольд и другие. Так на славянский Олимп было возведено
мнимое божество Радогост…»[16].
На это несоответствие сведений двух хронистов обратил внимание еще И.-А. Вагнер — один из первых издателей хроники Титмара. Правда, он посчитал, что ошибся сам Титмар,
якобы перепутав имя идола Радогост и сделав из него название города[17].
Важно напомнить и то обстоятельство, что западнославянское божество по имени
Сварожич называется и другими независимыми источниками, например, в
письме св. Бруно к императору Генриху II[18]. Подтверждают, конечно же,
наличие такого названия в языческой номенклатуре и древнерусские данные.
А вот ономастические данные говорят как раз не в пользу существования
божества по имени Радогост. Среди славянских антропонимов по
«Славянскому именослову» М. Морошкина обнаруживается до 150 гнезд
антропонимов с корнем -рад. В процентном отношении это едва ли не
наибольший объем имен, объединенных по признаку общности корня.
С другой стороны, там же можно увидеть значительное множество
антропонимов с корневым элементом гост- в начальной и конечной позициях
композитных имен. При такой частотности продуктивных антропонимическнх
корней закономерно обнаруживаются и антропонимы типа Радогост и
Гостирад[19]. В то же время легко обратить внимание, что славяне не
знали изначально славянских так называемых теофорных имен, т. е. личных
имен, которые включали бы в себя теонимы, имена богов (в отличие,
скажем, от древнегреческой и многих других традиций). Признавая
существование бога по имени Радогост, следовало бы признать его
уникальность по этому признаку (да еще с полным совпадением по форме с
антропонимом!).
К тому же от славянских имен на -гост закономерно возникают притяжательные по первоначальному значению топонимы типа Радогощь, Будогощь, Волигощь (т.е. город Радогоста, Будогоста и т.д.). Такого рода топонимы как раз и отмечают
средневековые источники на западнославянских территориях. Есть они и на
Украине: Радогоща на Житомирщине и Радогоща на Черниговщине, Мала
Радогоща и Велика Радогоща в Хмельницкой области. С этой точки зрения,
признавая Радогоста в качестве божества, надо было бы указать на еще
одну его уникальную характеристику: это единственное славянское
божество, которому «принадлежал» большой славянский город, метрополия.
Но как раз следов подобной теократии в язычестве славян не наблюдается:
славянские города принадлежали князьям, людям, но божествам — никогда.
Учитывая же весь комплекс соображений, связанных с данным вопросом, следует,
скорее всего, согласиться, что в реальном язычестве славяне бога по
имени Радогост не знали. Здесь, по всей видимости, действительно надо
искать ошибку средневековых западных хронистов.
Таким образом, и наблюдения над фактами, относящимися к западнославянскому кругу
мифологических сведений, не могут дать достаточно убедительных
доказательств в пользу языческих представлений о родственных связях на
славянском Олимпе. А это не позволяет утвердительно ответить на
поставленный вопрос. Скорее всего, этот ответ в конечном счете будет
отрицательным.
Подводя общие итоги приведенных наблюдений и рассуждений, должно, на наш взгляд, еще раз обратить внимание на то известное в целом обстоятельство, что сведения о язычестве древних
славян пришли к нам в обработке и интерпретации христианских авторов. В
этих условиях вопросы реального язычества не имели особой значимости и
ценности, поскольку руководствовались авторы совершенно другими
критериями и ориентировались на уже освященные столетиями христианства
византийские образцы. В этом плане снятие византийско-древнерусского
напластования в понимании славянского язычества по-прежнему остается
важнейшей задачей для тех славистов, которые стремятся к более полному
и более объективному объяснению дохристианских религиозных
представлений наших предков. Если же при этом языческий Олимп славян
окажется беднее, чем представлялось до сих пор, то все же останется
удовлетворение от знания объективного положения на нем.
*
Впервые опубликовано в: Живая старина. М., 1995. № 3 (7). С. 46-48.
Некоторые положения статьи требуют уточнений и изменений акцентов, что
во многом сделано автором в последующих публикациях. Здесь текст
оставлен без изменений, за исключением того, что древнерусские цитаты
по техническим соображениям передаются средствами современной русской
графики; по тем же причинам древнегреческая цитата передается в
латинской транслитерации. Прописная буква Е в необходимых по содержанию
местах передает древнерусскую букву ять.
[1] Сведения об упоминаемых в статье языческих персонажах см.: Мифы народов мира. Т. 1-2. М.: Советская энциклопедия, 1987—1988.
[2] См. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М Наука, 1981. С. 444-445.
[3] Там же С. 446.
[4] Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней
Руси. II. Древние слова и поучения, направленные против язычества в
народе // Записки Московского Императорского археологического
института. Т. XVIII. М., 1913. С. 97—98 (Далее — Гальковский Н.).
[5] Там же. С. 22-23. Ср. наш перевод: «кто беснуется, принося жертвы
матери беса богине Афродите, Коруне (Коруна же является матерью
антихриста) и Артемиде, рождению проклятой Диомисии из ягодицы
[первоначально речь, несомненно, шла о Дионисе, рожденном, как
известно, из Зевсова бедра. — Авт.]. И недоношенный плод [почитают. —
Авт.] и Гермафродита <...> Тем же богам требу кладут и творят и
славяне: вилам, Мокоши-деве, Перуну, Хорсу — роду и рожанице...».
[6] Гальковский Н., с. 24. Ср. наш перевод: «...проклятого же Осирида [т.
е. Осириса. — Авт.] рождение. Мать же, рождая его, впала в безумие, и
потому его стали почитать как бога… А от тех обычай издревле переняли
халдеи и начали требы творить двум своим богам роду и рожанице после
рождения проклятого и скверного бога их Осирида. О том же Осириде
повествует книга лживая и скверная сарацинского жреца их Мохамеда и
Бохмита проклятого, что он родился через нелепый [=неподобающий,
непотребный. — Авт.] проход, чего ради его и назвали богом... Оттуда же
начали эллины ставить трапезу роду и рожаницам, также египтяне, также
римляне, также и к славянам дошло: так славяне стали ставить трапезу
роду и рожаницам».
[7] Об иерархической важности и каноничности
порядка перечислений мифологических элементов в древнерусских
памятниках см.: Якобсон P. O. Роль лингвистических показаний в
сравнительной мифологии // VII Международный конгресс антропологических
и этнографических наук. Август 1964 г. Москва. Т. 5. М.: Наука, 1970.
С. 610.
[8] Гальковский Н., с. 23: «лаконская жертвенная кровь,
исцеживаемая ранами, то их эпитимия, и ею умащивают богиню Гекату.
Богиню же эту представляют девой. И Мокошь почитают».
[9] Шеппинг Д. О. Наши письменные памятники о языческих богах русской мифологии. Воронеж, 1889. С. 11—12.
[10] Brückner A. Osteuropäische Götternamen // Zeitschrift für vergleichende
Sprachforschung begründet von A- Kuhn. Göttingen, 1922. T. 52,. S. 195;
Brückner A. Mitologia polska. Warszawa, 1924. S. 24-29.
[11] Летописец Перяславля-Суздальского. М., 1851. С. XXII: «После смерти
Гефеста над египтянами стал царствовать сын его Солнце дневное, его же
называют Дажьбог».
[12] Полное собрание русских летописей. Т. 2.
Ипатьевская летопись. М: Изд-во Акад. наук, 1962. Стлб. 278—279: «после
смерти же Феоста, его называют и Сварогом, царствовал над египтянами
сын его Солнце дневное, его же называют Дажьбог».
[13] Тихонравов Н. С. Летописи русской литературы и древности. Т. 4. М.,
1862. С. 89: «и веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в
Ргла [испорч. из Симаргл. — Авт.], и в вилы <...> и считают их
богинями, и приносят им жертвы, и кур им режут, и огню молятся, называя
его сварожичем».
[14] Гальковский Н; с. 33—34: «но и ныне по
окраинам молятся ему, проклятому богу Перуну, Хорсу, Мокоши, вилам
<...> веруют в упырей <...> и берегинь <…> а иные, к
колодцам принося [жертвования. — Авт.], молятся и в воду бросают,
Велеару жертву принося, а другие под овином и в сараях для скота
молятся…».
[15] Критический анализ теонимов Дажьбог и Сварог по
другим основаниям см.: Moszyński L. Daz(ь)bogъ> — rzekomy
prasłowiański teonim // Slavia orientalis. XXXVIII. 1989, № 3—4. S.
285—291; ср. еще: Зубов M.I. Дажбог, Сварог i вогонь-сварожич // Acta
universilatis Szegecliensis de Attila Jozsef nominatae. Dissertaciones
slavicae. Sectio lingustica. ХХШ. Szeged. С. 15-21.
[16] Bruuml;ckner A. Mitologia polska. Warszawa, 1924. S. 27.
[17] Dithmari episkopi merseburgensis Chronicon. Norimbergae, 1807. P. 150.
[18] Monumenta Polomae Historica. T. I. Lwow, 1864. P. 226.
[19] Морошкин М.Я. Славянский именослов, или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке СПб., 1867. С. 63 и 162.</span>
Научные фантомы славянского Олимпа
Живая старина. М., 1995. № 3 (7). С. 46-48.*
После работы Е.Н. Аничкова «Язычество и древняя Русь», изданной в
Санкт-Петербурге в 1914 г., мало кто из исследователей возвращался к
текстологическому разбору древнерусских памятников, свидетельствующих о
пережитках язычества в народе и о божествах дохристианского периода. В
результате этого сведения о славянских божествах сейчас используются
рекурсивно, т. е. готовыми, устоявшимися, освященными авторитетами и
традицией блоками, переходящими из статьи в статью, из монографии в
монографию, из энциклопедии в энциклопедию.
Между тем возврат к анализу древнерусских первоисточников, их скрупулезное прочтение
позволяют иногда совершенно по-новому взглянуть на уже, казалось бы,
решенные вопросы. Некоторым из них в рамках общей проблемы
достоверности существования того или иного языческого божества у славян
и посвящена настоящая статья.
Проблема Рода и рожаниц.
Научные трактовки Рода как языческого персонажа сводятся к двум
основным точкам зрения: по одной из них. Род[1] — это «мелкое» божество
вроде домового, семейный (родовой) божок; по второй — это один из
верховных богов языческих русичей, податель всякого жизненного начала.
Что касается рожаниц, то они традиционно рассматриваются как
персонификация судьбы новорожденного (тип древнегреческих мойр или
южнославянских сужениц).
Надо сказать, что как наиболее древние письменные памятники (XII в.), так и более поздние, на первый взгляд, дают все основания для таких взглядов. Действительно, судя по всему, Род календарно был приурочен ко второму дню рождественских праздников — так называемому собору, или «пологу» Богородицы[2]. К 9 сентября,
следующему дню после празднования рождества Богородицы, была приурочена
так называемая вторая рожаничная трапеза, с празднованием которой
активно боролась церковь. Датированным началом этой борьбы является
знаменитое «Вопрошание Кириково», в котором содержится вопрос к
епископу Нифонту (1130—1156 гг.) «Аже се Роду и рожанице крають хлебы и
сиры и мед?», на что следует ответ «Негде, рече, молвить: горе пьющим
рожаници»[3]. К XV—нач. XVI в. относится интересный рукописный
комментарий к Евангелию (условно названный «О вдуновении духа в
человека»), в котором Род противопоставлен христианскому Богу: «То ти
не род седя на воздусе мечет на землю груды и в том ражаются дети
<...> Всем бо есть творец бог, а не род»[4].
Подобное цитирование древнерусских памятников легко можно увеличить. Но есть
среди них один документ, который, несомненно, лег в основу всей
«антирожаничной» серии; ему соответствует византийский протооригинал,
принадлежащий св. Григорию Назианзину (Богослову). Это так называемое
«Слово св. Григория, составленное в толковании о том, как раньше
язычники поклонялись идолам». Прочтение этого памятника позволяет
утверждать, что слова род и рожанчца обозначают не имена или названия
каких-то особых персонажей, а являются нарицательными названиями:
рожаница ‘роженица, родившая’, род ‘тот, кто родился; (ново)рожденный’.
В этой связи следует обратить внимание на то, что св. Григорий Богослов
был тем церковным деятелем, который активно проповедовал необходимость
введения праздника Рождества Христова и именно при котором церковный
собор 381 года этот праздник установил, приурочив его к 25 декабря —
времени наиболее распространенных античных культов возрождающейся
природы.
Протооригинал «Слова св. Григория...» как раз и посвящен развенчиванию античных культов богини-матери и бога-сына.
Древнерусские книжники в переводе «Слова св. Григория...» празднование
этих культов называют термином родопочитание. Сам перевод начинается с
привязки к античным образцам и далее разоблачает тех, «иже бесятся
жроуще матери бесовьстеи афродите богыни. Kopoyне. короуна же боудеть и
антихрисця мати. и артемиде. проклятеи. диомисее. стегноражанию и
недоношеныи породъ. и бог мужеженъ <...> тем же богомъ требоу
кладоуть и творять. и словеньскыи языкъ. виламъ. мокошьи. дивЕ.
пероуноу. хърсоу. родоу. и рожаници...»[5].
Затем этот мотив развенчивания рожаницы и рода развивается и еще более усиливается: речь идет о тех, которые почитают «...проклятого же осирида. рожение. мати
бо его ражающи оказися. а того створиша богомъ… и от техъ извыкоша
древле халдеи, и начаша требы творити своима богома родоу и рожаници.
по того рожению. проклятого. и сквьрнаго бога ихъ. осирида того же
оирида скажеть книга лъживая и сквьрньная. срачинскаго жьрца. моамеда.
и бохмита проклятаго. яко нелепымъ проходомъ проиде, рожаяся. того ради
и богомъ его нарекоша… оттоуда же начаша елини. ставити трапезоу. родоу
и рожаницамъ. таже егюптяне. таже римляне. даже и до словенъ доиде. се
же словене начали трапезоу ставити родоу и рожаницамъ…»[6].
Важно обратить внимание и на тот факт, что в перечне божеств памятник
нарушает обычную традицию, когда сначала перечисляются мужские
божества, а затем женские (ср. порядок Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог,
Симаргл, Мокошь в так называемом пантеоне князя Владимира)[7]: в данном
случае женское начало оказывается выше мужского.
Таким образом, «антирожаничная» установка памятника совершенно очевидна: христианская
Богородица и ее сын-Бог должны вытеснить прочих языческих «рожениц» и
«родов» с их противоестественными и гадкими обстоятельствами появления
на свет (в христианстве это обстоятельство облагорожено мотивом
непорочного зачатия; сам мотив известен уже в «Илиаде» Гомера).
Важен еще один штрих: в другом месте памятника прямо сказано, что эллины поклоняются «Артемиде и Артемиду рекше роду и рожаници» (древнерусское
слово рекше в данном случае имеет значение ‘иначе говоря, другими
словами, то есть’). В этом свете названия род и рожаница (которые
последовательно относятся то к египетской «рожаничной» паре, то к
халдейской, то к эллинской, римской и славянской) и предстают в том
изначальном нарицательном смысле, который, очевидно, и вкладывали в них
первые древнерусские составители документа: род — это ‘тот, кто
родился’; рожаница — это ‘та, которая рождает’.
В более позднее время нарицательное название род на фоне других собственных имен
языческих богов еще церковниками было переосмыслено как имя
собственное. С названием рожаница этого не могло произойти, поскольку
оно в памятниках изменяется по числам, чего не бывает в грамматике
имени собственного. А еще позже это представление о Роде вошло и в
научное обращение. Фактически же языческие славяне особого бога по
имени Род (или даже низшего демона под таким названием), скорее всего,
не знали и почитать его не могли.
Богиня Дива или Мокошь-дева?
Название Дива, которое уже встречалось в предыдущем
разделе, традиционно трактуется как обозначение женской ипостаси к
мужской фигуре дива из цикла древнерусских воинских повестей. Это ведет
к тому, что анализ сосредотачивается на названии див, а женская форма
названия оказывается на периферии научного внимания, являясь как бы
вторичной.
Однако содержание воинских повестей и содержание церковно-поучительных документов довольно далеки друг от друга, аназвания див и дива однозначно разделены границей между обоими циклами документов и нигде не обнаруживают более или менее определенной
семантической общности. С другой стороны, если обратиться к «Слову св.
Григория…», где название дива фиксируется в форме дательного падежа (а
это вообще единственная фиксация названия в известных древнерусских
памятниках), то можно предположить, что под этой формой надо понимать
эпитет дева, очень уместный в памятнике, направленном против культов
эллинистических богинь-дев, среди которых называются Артемида и
Афродита. В другом месте документа об эллинах прямо сказано, что
«лаконьская трьбищная кровь, просашаемая ранами то их епитемья. и тою
мажють екатию. богиню, сию же дЕвоу творять. и мокошь чтоуть»[8].
Итак, определение дева в данном случае непосредственно предваряет имя Мокошь.
А несколькими периодами перед этим местом как раз и говорится, что
славяне, подобно эллинам, поклоняются тем же богам: «вилам, и мокошьи.
дивЕ. пероуноу. хърсоу. родоу. и рожаници».
Что касается самой формы этого определения с корневым звуком [и] вместо закономерного для русского языка [е] на месте буквы ять (т.е. наблюдается форма дивЕ, а не дЕвЕ), то здесь надо учесть новгородское происхождение того списка
«Слова св. Григория...», в котором форма зафиксирована. Дело в том,
что, как известно, новгородские диалекты знают переход звука,
обозначаемого буквой ять, в звук [и]. Раньше всего этот переход начался
(он же и более распространен сейчас) в положении между мягкими
согласными, что, собственно говоря, и соответствует анализируемой
форме. Нельзя исключать и прямого киевского влияния на произношения
слова дева как дива в русской церковной традиции.
Таким образом, видимо, первоначально в этом перечислении слово дива имело значение
эпитета-определения по эллинскому образцу (т.е. совершенно независимо
от того, была ли Мокошь девой в исходных языческих представлениях) к
имени славянской богини. Следовательно, как можно довольно убедительно
предполагать, славяне в действительности не знали богини с таким именем
в кругу своих божеств. Это неплохо согласуется и с тем, что другие
известные памятники, даже перечисляя тех же Перуна, Хорса, Мокошь и
других, нигде больше не называют женского мифологического персонажа с
таким названием (или именем).
Был ли Дажьбог сыном Сварога?
В современной славистике принято считать, что, как сказано в
Ипатьевской летописи, бог по имени Сварог имел сына по имени Дажьбог.
Эта генеалогия усиливается существованием в церковно-поучительных
памятниках древнерусского ритуального названия огня сварожич, форма
которого трактуется как отчество. Объединяются эти сведения солярной
атрибутикой: летописный Сварог отождествляется с эллинским Гефестом, то
есть небесным огнем, а Дажбог — с Гелиосом, то есть солнцем. Кроме
того, у западных славян известно одно из главных божеств по имени
Сварожич, вторым именем которого принято считать имя Радогост, в свете
чего первое имя также расценивается как отчество.
Критическая оценка этой генеалогии появилась еще в прошлом веке. Так, Д. Шеппинг
писал в свое время, что шаткость новой, освященной именами Соловьева и
Срезневского системы генеалогии славянских божеств очевидна, поскольку
семейные связи возможны только при условии свободной индивидуальной
жизни богов, до которого славянская мифология не успела развиться[9].
Энергично оспаривал идентификацию Дажьбога как Сварожича А. Брюкнер, настаивая на
том, что название Сварожич — это уменьшительная форма самого имени
Сварог, но ни в коем случае не патроним[10].
Эта критика базируется в целом на общих рассуждениях и потому выглядит
недостаточной. Если же обратиться к более детальному анализу
древнерусских сведений, то, пожалуй, эту аргументацию можно значительно
усилить.
Проблема связана с тем, что Сварог-отец и Даждьбог как
его сын называются единственный раз только в древнерусском летописании.
Причем это место — не оригинальное, а перевод известной византийской
хроники Иоанна Малалы, включенный в летопись. Таким образом, названные
летописью славянские божества суть вставка славянских книжников,
сделанная для того, чтобы и славянство представить в мировом
историческом контексте: ведь хорошо известно, что идеей общности своей
истории и мировой буквально пронизано все древнерусское летописание
(ср. приведенное выше «тем же богам требу кладут и славянский язык»).
О ходе истории повествует и хроника Малалы; в соответствующем месте
хроники говорится, в частности, о небесных царях-покровителях египтян —
Гефесте и его сыне Гелиосе: meta de teleyten Hefeistu ebasileysen
Aigyption ho hyios ayto Helios hemeres[11]ю В летописной вставке это
место имеет такой вид: «по умъртвии же Феостове его ж и Сварога
наричить и царствова Егюптяномъ сынъ его дневное Сонце его ж наричють
Дажьбог[12].
Надо сказать, что еще в прошлом веке солярная
атрибутика обоих персонажей и поиск ее отражения в этимологии их имен
отвлекли внимание исследователей от главного для древнерусских
книжников признака Сварога и Дажбога: в первую очередь здесь выступает
функция покровительства, царствования. Именно это важно в хронике
Малалы для эллинских богов, и, очевидно, именно этим признаком должен
был бы руководствоваться и тот древний книжник, который искал
древнерусские соответствия античным персонажам.
Нам известен только один бог, который в древнерусском предании о языческой мифологии
мог претендовать на эту роль — это Дажьбог, которого «Слово о полку
Игореве» (источник в данном случае независимый) называет покровителем
русичей (точнее говоря, русичи в нем названы внуками Дажьбога). Исходя
из этих представлений, тот книжник, которому нужны были соответствия
для вставок в хронику Малалы, получил бы первую фигуру из двух
необходимых.
Повод для имени второго персонажа могло бы дать
название ритуального огня сварожич, которое относительно часто
встречается в древнерусских церковных поучениях против язычества.
Заметим, что это название никогда не оказывается в ряду высших
древнерусских славянских божеств, а занимает место после персонажей
низшей демонологии и живых объектов среди перечислений природных
объектов поклонения (реки, источники, камни, деревья, огонь-сварожич):
ср., например: «И верують в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и
ве Ръгла i въ вилы <...> и мнять богынями, и покладывахуть имъ
теребы, и куры имъ режють, и огневе молятся, зовуще его
сварожичемъ»[13].
Следовательно, составители известных сейчас поучений первоначально не мыслили эту стихию огня в антропоморфном виде. Однако есть случаи, когда видно, что название сварожич из-за его формы все же может восприниматься книжниками как имя собственное:
«...но и ныне по оукраинамъ молятся ему проклятому богоу Пероуну,
Хорсу, Мокоши, виламъ < ...> вероують оупыремъ <...> и
берегенямъ <...> а дроузии вероують в Сварожитьца и Артемида и
Артемидию <...> а инии къ кладеземъ приносяще молятся и в водоу
мечють велеахоу (т.е. Велеару. — Авт.) жертву пряносяще, а друзии под
овином и поветехъ скотеехъ молятся…»[14]
Как видно из приведенных цитат, само название остается практически в том же
семантическом ряду, но к нему для вящей убедительности добавляются
античные собственные имена, поднимающие тем самым статус названия до
того же уровня имени собственного. При этом, подчеркнем еще раз, важно,
что сама форма названия сварожич со всей очевидностью совпадает с
формой восточнославянских патронимов.
Таким образом, возвращаясь к проблеме вставок в перевод хроники Малалы, можно предполагать, что в
названии сварожич книжник нашел бы важное для него указание на
отцовские отношения. Дальнейшие выводы следуют почти автоматически:
реконструируется имя отца — Сварог, а место сына достается Дажьбогу как
известному уже покровителю.
С точки зрения предложенного подхода, становится понятным тот факт, что Сварог упоминается в памятниках единственный раз: в реальном язычестве такого высшего бога,
очевидно, не было[15].
Остается, однако, еще проблема бога Сварожича (он же якобы Радогост) у прибалтийских славян. Включение Радогоста в славянский пантеон и двуименность этого персонажа
принимается сейчас безоговорочно. Но еще не так давно высказывались
серьезные сомнения относительно истинности существования Радогоста в
славянском язычестве. Эти взгляды не были никем оспорены, не
анализировались по их сути, а просто со временем подзабылись под
влиянием более авторитетных мнений.
Дело в том, что в источниках Сварожич и Радогост никогда не отождествляются. Первое известие здесь относится к началу XI века и принадлежит немецкому хронисту Титмару,
который сообщает, что в земле славянского племени редарей есть город
Радогощ, в котором поклоняются главному богу Сварожичу. В конце того же
века другой немецкий хронист, Адам Бременский, повествуя об этих же
местах, называет в городе редарей Ретре главного бога Радогоста (но ни
о каком Сварожиче упоминания у него нет). Анализируя эти факты, А.
Брюкнер считает, что Адам Бременский взял сведения из Титмара, но при
этом грубо ошибся: «сдвинул названия земли редарей, города Радогощ,
божества Сварожича и получил племя редарей, город Ретру (то же самое
название в другом написании!); имя божества, которому поклонялись в
городе Радогощ, выпало. А вслед за Адамом Бременским эту ошибку
повторили Гельмольд и другие. Так на славянский Олимп было возведено
мнимое божество Радогост…»[16].
На это несоответствие сведений двух хронистов обратил внимание еще И.-А. Вагнер — один из первых издателей хроники Титмара. Правда, он посчитал, что ошибся сам Титмар,
якобы перепутав имя идола Радогост и сделав из него название города[17].
Важно напомнить и то обстоятельство, что западнославянское божество по имени
Сварожич называется и другими независимыми источниками, например, в
письме св. Бруно к императору Генриху II[18]. Подтверждают, конечно же,
наличие такого названия в языческой номенклатуре и древнерусские данные.
А вот ономастические данные говорят как раз не в пользу существования
божества по имени Радогост. Среди славянских антропонимов по
«Славянскому именослову» М. Морошкина обнаруживается до 150 гнезд
антропонимов с корнем -рад. В процентном отношении это едва ли не
наибольший объем имен, объединенных по признаку общности корня.
С другой стороны, там же можно увидеть значительное множество
антропонимов с корневым элементом гост- в начальной и конечной позициях
композитных имен. При такой частотности продуктивных антропонимическнх
корней закономерно обнаруживаются и антропонимы типа Радогост и
Гостирад[19]. В то же время легко обратить внимание, что славяне не
знали изначально славянских так называемых теофорных имен, т. е. личных
имен, которые включали бы в себя теонимы, имена богов (в отличие,
скажем, от древнегреческой и многих других традиций). Признавая
существование бога по имени Радогост, следовало бы признать его
уникальность по этому признаку (да еще с полным совпадением по форме с
антропонимом!).
К тому же от славянских имен на -гост закономерно возникают притяжательные по первоначальному значению топонимы типа Радогощь, Будогощь, Волигощь (т.е. город Радогоста, Будогоста и т.д.). Такого рода топонимы как раз и отмечают
средневековые источники на западнославянских территориях. Есть они и на
Украине: Радогоща на Житомирщине и Радогоща на Черниговщине, Мала
Радогоща и Велика Радогоща в Хмельницкой области. С этой точки зрения,
признавая Радогоста в качестве божества, надо было бы указать на еще
одну его уникальную характеристику: это единственное славянское
божество, которому «принадлежал» большой славянский город, метрополия.
Но как раз следов подобной теократии в язычестве славян не наблюдается:
славянские города принадлежали князьям, людям, но божествам — никогда.
Учитывая же весь комплекс соображений, связанных с данным вопросом, следует,
скорее всего, согласиться, что в реальном язычестве славяне бога по
имени Радогост не знали. Здесь, по всей видимости, действительно надо
искать ошибку средневековых западных хронистов.
Таким образом, и наблюдения над фактами, относящимися к западнославянскому кругу
мифологических сведений, не могут дать достаточно убедительных
доказательств в пользу языческих представлений о родственных связях на
славянском Олимпе. А это не позволяет утвердительно ответить на
поставленный вопрос. Скорее всего, этот ответ в конечном счете будет
отрицательным.
Подводя общие итоги приведенных наблюдений и рассуждений, должно, на наш взгляд, еще раз обратить внимание на то известное в целом обстоятельство, что сведения о язычестве древних
славян пришли к нам в обработке и интерпретации христианских авторов. В
этих условиях вопросы реального язычества не имели особой значимости и
ценности, поскольку руководствовались авторы совершенно другими
критериями и ориентировались на уже освященные столетиями христианства
византийские образцы. В этом плане снятие византийско-древнерусского
напластования в понимании славянского язычества по-прежнему остается
важнейшей задачей для тех славистов, которые стремятся к более полному
и более объективному объяснению дохристианских религиозных
представлений наших предков. Если же при этом языческий Олимп славян
окажется беднее, чем представлялось до сих пор, то все же останется
удовлетворение от знания объективного положения на нем.
*
Впервые опубликовано в: Живая старина. М., 1995. № 3 (7). С. 46-48.
Некоторые положения статьи требуют уточнений и изменений акцентов, что
во многом сделано автором в последующих публикациях. Здесь текст
оставлен без изменений, за исключением того, что древнерусские цитаты
по техническим соображениям передаются средствами современной русской
графики; по тем же причинам древнегреческая цитата передается в
латинской транслитерации. Прописная буква Е в необходимых по содержанию
местах передает древнерусскую букву ять.
[1] Сведения об упоминаемых в статье языческих персонажах см.: Мифы народов мира. Т. 1-2. М.: Советская энциклопедия, 1987—1988.
[2] См. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М Наука, 1981. С. 444-445.
[3] Там же С. 446.
[4] Гальковский Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней
Руси. II. Древние слова и поучения, направленные против язычества в
народе // Записки Московского Императорского археологического
института. Т. XVIII. М., 1913. С. 97—98 (Далее — Гальковский Н.).
[5] Там же. С. 22-23. Ср. наш перевод: «кто беснуется, принося жертвы
матери беса богине Афродите, Коруне (Коруна же является матерью
антихриста) и Артемиде, рождению проклятой Диомисии из ягодицы
[первоначально речь, несомненно, шла о Дионисе, рожденном, как
известно, из Зевсова бедра. — Авт.]. И недоношенный плод [почитают. —
Авт.] и Гермафродита <...> Тем же богам требу кладут и творят и
славяне: вилам, Мокоши-деве, Перуну, Хорсу — роду и рожанице...».
[6] Гальковский Н., с. 24. Ср. наш перевод: «...проклятого же Осирида [т.
е. Осириса. — Авт.] рождение. Мать же, рождая его, впала в безумие, и
потому его стали почитать как бога… А от тех обычай издревле переняли
халдеи и начали требы творить двум своим богам роду и рожанице после
рождения проклятого и скверного бога их Осирида. О том же Осириде
повествует книга лживая и скверная сарацинского жреца их Мохамеда и
Бохмита проклятого, что он родился через нелепый [=неподобающий,
непотребный. — Авт.] проход, чего ради его и назвали богом... Оттуда же
начали эллины ставить трапезу роду и рожаницам, также египтяне, также
римляне, также и к славянам дошло: так славяне стали ставить трапезу
роду и рожаницам».
[7] Об иерархической важности и каноничности
порядка перечислений мифологических элементов в древнерусских
памятниках см.: Якобсон P. O. Роль лингвистических показаний в
сравнительной мифологии // VII Международный конгресс антропологических
и этнографических наук. Август 1964 г. Москва. Т. 5. М.: Наука, 1970.
С. 610.
[8] Гальковский Н., с. 23: «лаконская жертвенная кровь,
исцеживаемая ранами, то их эпитимия, и ею умащивают богиню Гекату.
Богиню же эту представляют девой. И Мокошь почитают».
[9] Шеппинг Д. О. Наши письменные памятники о языческих богах русской мифологии. Воронеж, 1889. С. 11—12.
[10] Brückner A. Osteuropäische Götternamen // Zeitschrift für vergleichende
Sprachforschung begründet von A- Kuhn. Göttingen, 1922. T. 52,. S. 195;
Brückner A. Mitologia polska. Warszawa, 1924. S. 24-29.
[11] Летописец Перяславля-Суздальского. М., 1851. С. XXII: «После смерти
Гефеста над египтянами стал царствовать сын его Солнце дневное, его же
называют Дажьбог».
[12] Полное собрание русских летописей. Т. 2.
Ипатьевская летопись. М: Изд-во Акад. наук, 1962. Стлб. 278—279: «после
смерти же Феоста, его называют и Сварогом, царствовал над египтянами
сын его Солнце дневное, его же называют Дажьбог».
[13] Тихонравов Н. С. Летописи русской литературы и древности. Т. 4. М.,
1862. С. 89: «и веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима, и в
Ргла [испорч. из Симаргл. — Авт.], и в вилы <...> и считают их
богинями, и приносят им жертвы, и кур им режут, и огню молятся, называя
его сварожичем».
[14] Гальковский Н; с. 33—34: «но и ныне по
окраинам молятся ему, проклятому богу Перуну, Хорсу, Мокоши, вилам
<...> веруют в упырей <...> и берегинь <…> а иные, к
колодцам принося [жертвования. — Авт.], молятся и в воду бросают,
Велеару жертву принося, а другие под овином и в сараях для скота
молятся…».
[15] Критический анализ теонимов Дажьбог и Сварог по
другим основаниям см.: Moszyński L. Daz(ь)bogъ> — rzekomy
prasłowiański teonim // Slavia orientalis. XXXVIII. 1989, № 3—4. S.
285—291; ср. еще: Зубов M.I. Дажбог, Сварог i вогонь-сварожич // Acta
universilatis Szegecliensis de Attila Jozsef nominatae. Dissertaciones
slavicae. Sectio lingustica. ХХШ. Szeged. С. 15-21.
[16] Bruuml;ckner A. Mitologia polska. Warszawa, 1924. S. 27.
[17] Dithmari episkopi merseburgensis Chronicon. Norimbergae, 1807. P. 150.
[18] Monumenta Polomae Historica. T. I. Lwow, 1864. P. 226.
[19] Морошкин М.Я. Славянский именослов, или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке СПб., 1867. С. 63 и 162.</span>
Читать далее!
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
Сообщения
