Николай И. Зубов, Одесса
Загадка
периодизации славянского язычества в древнерусских списках “Слова св.
Григория … о том, како первое погани суще языци, кланялися идолом…”
Живая старина. М., 1998. № 1 (17). С. 6-10.
Небольшое по объему древнерусское церковное поучение против остатков язычества в
народе, называемое “Слово святаго Григорья изобретено в толцех о томъ.
како первое погани суще языци. кланялися идоломъ. и требы им клали. то
и ныне творят*”, известно в нескольких списках. Для нашего анализа мы
воспользуемся публикацией списков этого древнерусского поучения против
язычества у Н. М. Гальковского[1]. Списки содержат интересную
периодизацию славянского язычества: “се слов. [словене] и ти начаша
требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того
клали требу. упирем и берегиням”. Итак, согласно этой периодизации,
славяне первоначально поклонялись упырям и берегиням, затем стали
поклоняться роду и рожаницам, а еще позже – Перуну. Периодизация давно
привлекла внимание исследователей. В свое время ее критически
проанализировал И. И. Срезневский. По его мнению, древнерусский автор
не мог иметь понятия о такой глубокой хронологии по нескольким
причинам. Во-первых, ему, как христианину средних веков, не могло
прийти на мысль рассматривать язычество в его эволюционном развитии.
Книжнику было достаточно убеждения, что язычество пришло к славянам от
поганых эллинов и что оно не сразу было искоренено после принятия
христианства. Во-вторых, автор “Слова...” был отдален от времен
язычества по крайней мере тремястами лет, а поэтому о том прошлом мог
только знать кое-что из того, что видел и слышал в свое время и что
вычитал из христианских книг. На таком основании он не мог прийти к
представлению о трех названых периодах. Таким образом, делает вывод
исследователь, эта периодизация не может стать фактом для науки, как не
могут стать таким фактом и утверждения памятника о том, что язычество
пришло к славянам от эллинов или что период поклонения Перуну у славян
наступил после периода обожествления греками Артемиды[2].
Действительно, из позднейших исследователей, кажется, один только Б. А.
Рыбаков воспринял ту древнерусскую хронологию на веру и сделал ее одним
из краеугольных камней своей концепции славянского язычества[3].
Справедливости ради следует отметить, что эта древнерусская
периодизация после И. И. Срезневского до нашего времени так больше
никем и не анализировалась.
Сам И. И. Срезневский, который, по
всей видимости, был совершенно прав в своем критическом подходе к
вопросу, предложил свое прочтение анализированного места памятника. Это
прочтение значительно отходит от древнерусского текста, и оно осталось
бездоказательным (сам автор расценивал свой шаг как поступок смелый, но
необходимый, потому что, по его утверждению, буквальное прочтение здесь
невозможно). Так, исследователь высказал мысль, что повтор слов преже и
переже того является ошибкой переписчика, ввел в текст новое слово
словити (“славить, прославлять”), выражение Перуна бога их оценил как
грамматически неправильное (поскольку якобы должно было бы быть Перуна
бога своего), а потому слово их расшифровал как иных. В итоге вышел
такой текст:
Тако и до Словенъ дойде се; [словити] начаша и
требы класти роду и рожаницамъ. Переже бо того Перуна бога [и иных]
[словили] и клали требу [(имъ и)] упыремъ и берегенямъ. По святемъ
крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшась. Но и ноне по
украйнамъ молятся ему проклятому болвану Перуну [(перену)], и хорсу, и
Мокоши, и Виламъ[4].
Другими списками “Слова...” исследователь
в то время воспользоваться не мог, он только высказал надежду, что
такие списки найдутся и покажут, насколько он был прав. Но более
поздние находки не подтвердили подобное прочтение. В публикации
памятника по рукописи Софийского Новгородского собора этом место
повторяется практически в том же виде (се же словене начали трапезу
ставити. роду и рожаницамъ. переже перуна бога ихъ. а преже того клали
требы упырем и берегынямъ), а в публикации по рукописи Чудова монастыря
место читается так: се же словени начаша требы класти родоу и
рожаницамъ (преже) пероуна бога ихъ. а преже того клали оупиремъ. требы
и берегынямъ... (Издатель памятника Н. М. Гальковский усмотрел в этом
месте смысловое несоответствие и ввел от себя в скобках слово преже,
ориентируясь на другие списки). Что касается выражения Перуна бога их,
в котором И. И. Срезневский увидел грамматическую ошибку, то в списке
“Слова...” по рукописи Новгородской Софии содержится тождественное
выражения бога их Осирида, которое однозначно указывает именно на
притяжательное значение местоимения их: эта форма, по-видимому,
подчеркивает отстраненность христианского книжника от тех, которые
поклоняются языческим божествам (местоимением свой выразить это
невозможно, поскольку он, как известно, может относиться к любому
грамматическому лицу).
В связи с анализом памятника надо
обратить внимание еще на одно обстоятельство. Начиная с И. И.
Срезневского и Д. О. Шеппинга, исследователи считают, что род и
рожаницы, против культа которых направлено поучение, являются особыми
божествами, отдельными от называемых в памятнике Осириса, Артемиды,
Перуна, Хорса, Мокоши и др. Мнение первооткрывателя списка “Слова...” в
Паисиевом сборнике С. П. Шевырева о том, что род и рожаницы – это те же
самые Осирис, Артемида, Артемид и прочие, о которых говорится в
памятнике, оказалось фактически забытым. Однако именно С. П. Шевырев
был, по нашему убеждению, абсолютно прав: в памятнике действительно
речь идет о богинях-матерях (термин рожаница) и рождаемых ими
богов-сынов (термин род). Аргументация в пользу подобного понимания
текста поучения нами уже выдвигалась давно[5], а весь комплекс
доказательств в пользу такой трактовки памятника мы приводим в
отдельном исследовании.
Подходя к анализу текста памятника
именно с такой точки зрения, при сопоставлении структурно тождественных
мест списков источника легко заметить интересные закономерности. В
списке “Слова...” по Паисиевому сборнику читается: халдеи. начаша требы
имъ творити великия. роду и роженицам. пороженью проклятаго бога осира.
сего же осирида. скажют книги сороциньския яко нелепым проходомъ
проиде. но смердящим. Это же место в списке по рукописи Чудова
монастыря имеет такой вид: халдеи. начаша творити требы великы. родоу и
рожаницамъ. положьнию проклятаго. и скверненаго бога осирида. того же
осирида скажють книгы сорочиньскыя. яко нелепым проходомъ проиде
смердящим. В списке по рукописи Новгородской Софии это место выглядит
так: и от техъ извыкоша древле халдеи. и начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая и сквьрньная.
срачиньскаго жьрца. моамеда. и бохмита проклятаго. яко нелепым
проходомъ проиде. рожаяся. того ради и богомъ его нарекоша.
Итак,
во всех трех случаях фактически речь идет о поклонении роду, рожанице и
акту рождения. Особенно важной здесь является синонимия словоформ
пороженью и положьнию, которая выразительно указывает именно на такое
прочтение (ср. укр. пологи “роды”, русск. быть в положении). Что
касается отрывка из Софийской рукописи начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая... и далее по
тексту, то место по того рожению возникло, очевидно, из первоначального
порожению при позднейших переписках под влиянием непосредственно
предшествующей конструкции и того створиша богом и непосредственно
последующего места того же Осирида скажеть книга... (это последнее
аналогичное место присутствует во всех списках поучения).
Сопоставление этой части памятника с той его частью, которая повествует о славянах, оказывается особенно интересным:
також
и до словен доиде. се словене. и ти начаша требы класти роду и
рожаницам. преже перуна бога их. а переже того клали требу. упырем і
берегиням (список по Паисиевскому сборнику);
даже и до словенъ
доиде. се же словене начали тряпезу ставити. роду и рожаницямъ переже
перуна бога ихъ. а преже того клали требы упиремь и берегынямъ (список
по рукописи Новгородской Софии);
се же словени начаша требы
класти родоу и рожаницамъ пероуна бога ихъ. а преже того клали
оупиремъ. требы и берегынямъ (список по Чудовой рукописи).
Параллель,
как легко заметить, весьма выразительна: термину пороженье (положенье)
относительно Осириса соответствует термин преже (переже) относительно
Перуна. И это позволяет выдвинуть такое предположение: первоначально
здесь на месте слова переже (преже) могла стоять форма пороженью.
Замена же этой формы при позднейших переписках могла быть
спровоцированной последующим противопоставлением а преже (переже) того
и далее по тексту. Тогда текст имел бы такой смысл:
Се и
словене начаша треби класти роду и рожаницям, пороженью Перуна бога их.
А переже того клали требу упирем і берегиням. По святом крещеньи Перуна
отринуша, а по Христа Бога яшася, но и ныне по украинам молятся ему
проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилу; и то творят отаи;
сего не могут ся лишити проклятаго ставленья вторыя трапезы, нареченыя
роду и рожаницам.
Внимательное прочтение этого места памятника
как раз и подтверждает ту мысль, что Перун здесь первоначально
действительно мыслится как род, а не является противопоставленным этому
последнему особым мифологическим персонажем. Структурно это место
представляет собой, так сказать, “рамочную” конструкцию: начинается она
упоминанием рода и рожаниц и заканчивается тем же упоминанием, а внутри
приводится как бы толкование, что Перун с Хорсом и Мокошь с вилами и
представляют рожаничную пару персонажей. Поэтому вполне понятно, что
именно Перун (он же род), от которого отреклись язычники,
противопоставлен Христу Богу (тоже роду!). Иначе непонятно, почему
здесь в памятнике, выразительно и остро направленном против культа рода
и рожаниц, появляется антитеза Христа к Перуну, но не к самому роду.
Если же понимать приведенную периодизацию буквально и считать, что
Перун упоминается из-за того, что был последним предхристианским богом,
то подозрительным предстает упоминание после Перуна стадиально
предшествующих рода и рожаниц в конце приведенного отрывка: ведь род и
рожаницы – это как будто пройденный этап, как и этап поклонения упырям
и берегиням, о которых в данном случае действительно уже не говорится,
что им еще и ныне поклоняются “по украинам”.
Итак, антитеза в
действительности могла идти по линии противопоставления роду и
рожаницам упырей и берегинь. И это противопоставление имеет, по нашему
мнению, глубинную мотивацию. Ключ к этой мотивации может дать другой
памятник древнерусского периода – слово “О посте к невежамъ в
понеделокъ 2 недели”. По наблюдениям Н. М. Гальковского, памятник
составлен в XIII в. и представляет собой компиляцию с прозрачными
выписками из других тематически близких документов того времени,
которые касаются соблюдения правил Великого поста. Важно слово “О
посте...” с той точки зрения, что главное место в нем занимает критика
языческих обычаев поклоняться духам предков.
Следует обратить
внимание на то, что причина критики связана здесь с христианскими
пасхальными празднествами. Этот праздничный цикл наслоился, как
известно, на значительный дохристианский культовый цикл, посвященный
почитанию предков. В этом последнем цикле покойницкий, или навий,
Великдень приходился на христианский Страстной четверг. Поучение “О
посте...” как раз и направлено против тех, кто в этот день готовит на
ночь бани для покойников (навий) и приготовляет им скоромную пищу,
нарушая при этом правила соблюдения Великого поста. Показательно и само
название памятника: оно привязывает его к понедельнику второй
пасхальной недели, то есть к Проводам, или Радунице. В целом пафос
памятника состоит в том, что христианам надлежит с духовной радостью
праздновать воскресение Христово, а не почитать покойников: от суботы
же Лазоревы не несутся просфоры ни кутья за упокой, но все в честь
въскресенію Христову[6].
Эта очень сильная антитеза не могла
быть случайной, поскольку в ней концептуально отражается сущность
противопоставления христианства язычеству. Использовано, по всей
видимости, это противопоставление и в “Слове св. Григория...”. Так,
компилятор “Слова...” по Чудовскому списку обращается к фигурам рода и
рожаниц еще и в таком контексте:
сего же не могут ся лишити
проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую
прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ
богу верують упирем и младенци знаменають мертвы и берегенямъ их же
нарицають тридесет сестреницъ.
Таким образом, упоминание об
упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении
умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически
правильную конструкцию, известную из других мест памятников). Этот
разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ умерших.
В списке “Слова...” по рукописи Софийского Новгородского собора читаем, что
темъ
же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и
Мокошьи, диве, Перуну, Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и
переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и огневи сварожицю
молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и
ина многа.
Итак, в этом случае тоже имеет место редакция
памятника, в которой упыри и берегини упоминаются в ряду, связанном с
культом предков. Правда, то, что оба эти персонажа отделены от
упоминаний про навий и про обрядовые мосты в тесте называнием Переплута
и огня-сварожича, как бы ослабляет наш тезис. Но в целом все-таки тот
факт, что эти же персонажи представляют хтонический мир, вряд ли
оспорим. Причем то, что названы они непосредственно после рода и
рожаниц, может свидетельствовать о выявлении той же антитезы живого,
нарождающегося и мертвого, хтонического.
Если справедливы эти
рассуждения, то становится понятной первоначальная идея, заложенная в
памятник его автором: по его мысли, от эллинов славяне научились
поклоняться рождающимся богам, а до того (переже того) поклонялись
покойникам. Отсюда, вероятнее всего, и берет исток та периодизация,
которую видим в памятнике. По-настоящему это не периодизация, а идейное
противопоставление, затемненное позднейшими переписками и редакциями
источника.
Примечания
* Древнерусские цитаты по техническим соображениям передаются средствами современной русской графики.
[1]Гальковский
Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. ІІ.
Древние слова и поучения, направленные против язычества в народе //
Зап. Имп. Моск. археологического института. – М., 1913. – Т. 18. – С.
22-35. Приводим необходимый для понимания дальнейших рассуждений
отрывок по Паисиевскому сборнику (слова вынесены из-под титл,
надстрочные буквы перенесены в строку по смыслу): (почитают)
“..проклятаго же осирида роженъе. мати бо его ражающи (оказися) и того
створиша богомъ собе. и требы ему силны творяхут оканьнии. от техъ
извыкоша халдии. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам.
пороженью проклятаго бога осира. сего же осирида. скажют книги
сороциньския. яко нелепым проходомъ проиде. но смердящим. того ради
сороцини мыют оходъ. и болгаре. и терканини холми. откудуже извыкоша
елени класти требы. артемиду и артемиде. рекше роду ї роженице. тацииже
игуптяне. такоже и до словенъ доиде. се слов(ене).иї ти начаша требы
класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали
требу. упирем и берегиням. по святемъ крещеньи перуна отринуша. а по
христа бога яшася но и ноне по украинамъ моляться ему проклятому богу
перуну. и хорсу.иї мокоши. и вилу. и то творят отаи. сего не могуться
лишити. проклятаго ставленья вторыя тряпезы нареченыя роду и рожаницам.
(на) велику прелесть верным крестьяном. и на хулу святому крещенью. и
на гневъ богу...” (ср. там же, с. 24).
[2]См.: Срезневский И.
Свидетельство Паисиевского сборника о языческих суевериях русских //
Москвитянин. – 1851. – Ч. 2. – № 5 (Часть 1). – С. 56-61.
[3]См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М., 1981. – С. 8-30 и др.
[4]Срезневский И., указ. соч., с. 57.
[5]Зубов
Н. И. Древнерусская теонимия: Проблема собственного и нарицательного.
Дис. ... канд. филол. наук. – Одесса, 1982. – С. 73-87; его же. Род //
Русская ономастика и ономастика России. Словарь. – М., 1994. – С.
170-173; его же. Научные фантомы славянского язычества // Живая
старина, 1995. – С. 46.
[6]Гальковский Н., указ соч., с. 16.
Загадка
периодизации славянского язычества в древнерусских списках “Слова св.
Григория … о том, како первое погани суще языци, кланялися идолом…”
Живая старина. М., 1998. № 1 (17). С. 6-10.
Небольшое по объему древнерусское церковное поучение против остатков язычества в
народе, называемое “Слово святаго Григорья изобретено в толцех о томъ.
како первое погани суще языци. кланялися идоломъ. и требы им клали. то
и ныне творят*”, известно в нескольких списках. Для нашего анализа мы
воспользуемся публикацией списков этого древнерусского поучения против
язычества у Н. М. Гальковского[1]. Списки содержат интересную
периодизацию славянского язычества: “се слов. [словене] и ти начаша
требы класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того
клали требу. упирем и берегиням”. Итак, согласно этой периодизации,
славяне первоначально поклонялись упырям и берегиням, затем стали
поклоняться роду и рожаницам, а еще позже – Перуну. Периодизация давно
привлекла внимание исследователей. В свое время ее критически
проанализировал И. И. Срезневский. По его мнению, древнерусский автор
не мог иметь понятия о такой глубокой хронологии по нескольким
причинам. Во-первых, ему, как христианину средних веков, не могло
прийти на мысль рассматривать язычество в его эволюционном развитии.
Книжнику было достаточно убеждения, что язычество пришло к славянам от
поганых эллинов и что оно не сразу было искоренено после принятия
христианства. Во-вторых, автор “Слова...” был отдален от времен
язычества по крайней мере тремястами лет, а поэтому о том прошлом мог
только знать кое-что из того, что видел и слышал в свое время и что
вычитал из христианских книг. На таком основании он не мог прийти к
представлению о трех названых периодах. Таким образом, делает вывод
исследователь, эта периодизация не может стать фактом для науки, как не
могут стать таким фактом и утверждения памятника о том, что язычество
пришло к славянам от эллинов или что период поклонения Перуну у славян
наступил после периода обожествления греками Артемиды[2].
Действительно, из позднейших исследователей, кажется, один только Б. А.
Рыбаков воспринял ту древнерусскую хронологию на веру и сделал ее одним
из краеугольных камней своей концепции славянского язычества[3].
Справедливости ради следует отметить, что эта древнерусская
периодизация после И. И. Срезневского до нашего времени так больше
никем и не анализировалась.
Сам И. И. Срезневский, который, по
всей видимости, был совершенно прав в своем критическом подходе к
вопросу, предложил свое прочтение анализированного места памятника. Это
прочтение значительно отходит от древнерусского текста, и оно осталось
бездоказательным (сам автор расценивал свой шаг как поступок смелый, но
необходимый, потому что, по его утверждению, буквальное прочтение здесь
невозможно). Так, исследователь высказал мысль, что повтор слов преже и
переже того является ошибкой переписчика, ввел в текст новое слово
словити (“славить, прославлять”), выражение Перуна бога их оценил как
грамматически неправильное (поскольку якобы должно было бы быть Перуна
бога своего), а потому слово их расшифровал как иных. В итоге вышел
такой текст:
Тако и до Словенъ дойде се; [словити] начаша и
требы класти роду и рожаницамъ. Переже бо того Перуна бога [и иных]
[словили] и клали требу [(имъ и)] упыремъ и берегенямъ. По святемъ
крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшась. Но и ноне по
украйнамъ молятся ему проклятому болвану Перуну [(перену)], и хорсу, и
Мокоши, и Виламъ[4].
Другими списками “Слова...” исследователь
в то время воспользоваться не мог, он только высказал надежду, что
такие списки найдутся и покажут, насколько он был прав. Но более
поздние находки не подтвердили подобное прочтение. В публикации
памятника по рукописи Софийского Новгородского собора этом место
повторяется практически в том же виде (се же словене начали трапезу
ставити. роду и рожаницамъ. переже перуна бога ихъ. а преже того клали
требы упырем и берегынямъ), а в публикации по рукописи Чудова монастыря
место читается так: се же словени начаша требы класти родоу и
рожаницамъ (преже) пероуна бога ихъ. а преже того клали оупиремъ. требы
и берегынямъ... (Издатель памятника Н. М. Гальковский усмотрел в этом
месте смысловое несоответствие и ввел от себя в скобках слово преже,
ориентируясь на другие списки). Что касается выражения Перуна бога их,
в котором И. И. Срезневский увидел грамматическую ошибку, то в списке
“Слова...” по рукописи Новгородской Софии содержится тождественное
выражения бога их Осирида, которое однозначно указывает именно на
притяжательное значение местоимения их: эта форма, по-видимому,
подчеркивает отстраненность христианского книжника от тех, которые
поклоняются языческим божествам (местоимением свой выразить это
невозможно, поскольку он, как известно, может относиться к любому
грамматическому лицу).
В связи с анализом памятника надо
обратить внимание еще на одно обстоятельство. Начиная с И. И.
Срезневского и Д. О. Шеппинга, исследователи считают, что род и
рожаницы, против культа которых направлено поучение, являются особыми
божествами, отдельными от называемых в памятнике Осириса, Артемиды,
Перуна, Хорса, Мокоши и др. Мнение первооткрывателя списка “Слова...” в
Паисиевом сборнике С. П. Шевырева о том, что род и рожаницы – это те же
самые Осирис, Артемида, Артемид и прочие, о которых говорится в
памятнике, оказалось фактически забытым. Однако именно С. П. Шевырев
был, по нашему убеждению, абсолютно прав: в памятнике действительно
речь идет о богинях-матерях (термин рожаница) и рождаемых ими
богов-сынов (термин род). Аргументация в пользу подобного понимания
текста поучения нами уже выдвигалась давно[5], а весь комплекс
доказательств в пользу такой трактовки памятника мы приводим в
отдельном исследовании.
Подходя к анализу текста памятника
именно с такой точки зрения, при сопоставлении структурно тождественных
мест списков источника легко заметить интересные закономерности. В
списке “Слова...” по Паисиевому сборнику читается: халдеи. начаша требы
имъ творити великия. роду и роженицам. пороженью проклятаго бога осира.
сего же осирида. скажют книги сороциньския яко нелепым проходомъ
проиде. но смердящим. Это же место в списке по рукописи Чудова
монастыря имеет такой вид: халдеи. начаша творити требы великы. родоу и
рожаницамъ. положьнию проклятаго. и скверненаго бога осирида. того же
осирида скажють книгы сорочиньскыя. яко нелепым проходомъ проиде
смердящим. В списке по рукописи Новгородской Софии это место выглядит
так: и от техъ извыкоша древле халдеи. и начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая и сквьрньная.
срачиньскаго жьрца. моамеда. и бохмита проклятаго. яко нелепым
проходомъ проиде. рожаяся. того ради и богомъ его нарекоша.
Итак,
во всех трех случаях фактически речь идет о поклонении роду, рожанице и
акту рождения. Особенно важной здесь является синонимия словоформ
пороженью и положьнию, которая выразительно указывает именно на такое
прочтение (ср. укр. пологи “роды”, русск. быть в положении). Что
касается отрывка из Софийской рукописи начаша требы творити своима
богома. роду и рожаници. по того рожению. проклятаго. и сквьрньнаго
бога ихъ. осирида того же осирида. скажеть книга лъживая... и далее по
тексту, то место по того рожению возникло, очевидно, из первоначального
порожению при позднейших переписках под влиянием непосредственно
предшествующей конструкции и того створиша богом и непосредственно
последующего места того же Осирида скажеть книга... (это последнее
аналогичное место присутствует во всех списках поучения).
Сопоставление этой части памятника с той его частью, которая повествует о славянах, оказывается особенно интересным:
також
и до словен доиде. се словене. и ти начаша требы класти роду и
рожаницам. преже перуна бога их. а переже того клали требу. упырем і
берегиням (список по Паисиевскому сборнику);
даже и до словенъ
доиде. се же словене начали тряпезу ставити. роду и рожаницямъ переже
перуна бога ихъ. а преже того клали требы упиремь и берегынямъ (список
по рукописи Новгородской Софии);
се же словени начаша требы
класти родоу и рожаницамъ пероуна бога ихъ. а преже того клали
оупиремъ. требы и берегынямъ (список по Чудовой рукописи).
Параллель,
как легко заметить, весьма выразительна: термину пороженье (положенье)
относительно Осириса соответствует термин преже (переже) относительно
Перуна. И это позволяет выдвинуть такое предположение: первоначально
здесь на месте слова переже (преже) могла стоять форма пороженью.
Замена же этой формы при позднейших переписках могла быть
спровоцированной последующим противопоставлением а преже (переже) того
и далее по тексту. Тогда текст имел бы такой смысл:
Се и
словене начаша треби класти роду и рожаницям, пороженью Перуна бога их.
А переже того клали требу упирем і берегиням. По святом крещеньи Перуна
отринуша, а по Христа Бога яшася, но и ныне по украинам молятся ему
проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилу; и то творят отаи;
сего не могут ся лишити проклятаго ставленья вторыя трапезы, нареченыя
роду и рожаницам.
Внимательное прочтение этого места памятника
как раз и подтверждает ту мысль, что Перун здесь первоначально
действительно мыслится как род, а не является противопоставленным этому
последнему особым мифологическим персонажем. Структурно это место
представляет собой, так сказать, “рамочную” конструкцию: начинается она
упоминанием рода и рожаниц и заканчивается тем же упоминанием, а внутри
приводится как бы толкование, что Перун с Хорсом и Мокошь с вилами и
представляют рожаничную пару персонажей. Поэтому вполне понятно, что
именно Перун (он же род), от которого отреклись язычники,
противопоставлен Христу Богу (тоже роду!). Иначе непонятно, почему
здесь в памятнике, выразительно и остро направленном против культа рода
и рожаниц, появляется антитеза Христа к Перуну, но не к самому роду.
Если же понимать приведенную периодизацию буквально и считать, что
Перун упоминается из-за того, что был последним предхристианским богом,
то подозрительным предстает упоминание после Перуна стадиально
предшествующих рода и рожаниц в конце приведенного отрывка: ведь род и
рожаницы – это как будто пройденный этап, как и этап поклонения упырям
и берегиням, о которых в данном случае действительно уже не говорится,
что им еще и ныне поклоняются “по украинам”.
Итак, антитеза в
действительности могла идти по линии противопоставления роду и
рожаницам упырей и берегинь. И это противопоставление имеет, по нашему
мнению, глубинную мотивацию. Ключ к этой мотивации может дать другой
памятник древнерусского периода – слово “О посте к невежамъ в
понеделокъ 2 недели”. По наблюдениям Н. М. Гальковского, памятник
составлен в XIII в. и представляет собой компиляцию с прозрачными
выписками из других тематически близких документов того времени,
которые касаются соблюдения правил Великого поста. Важно слово “О
посте...” с той точки зрения, что главное место в нем занимает критика
языческих обычаев поклоняться духам предков.
Следует обратить
внимание на то, что причина критики связана здесь с христианскими
пасхальными празднествами. Этот праздничный цикл наслоился, как
известно, на значительный дохристианский культовый цикл, посвященный
почитанию предков. В этом последнем цикле покойницкий, или навий,
Великдень приходился на христианский Страстной четверг. Поучение “О
посте...” как раз и направлено против тех, кто в этот день готовит на
ночь бани для покойников (навий) и приготовляет им скоромную пищу,
нарушая при этом правила соблюдения Великого поста. Показательно и само
название памятника: оно привязывает его к понедельнику второй
пасхальной недели, то есть к Проводам, или Радунице. В целом пафос
памятника состоит в том, что христианам надлежит с духовной радостью
праздновать воскресение Христово, а не почитать покойников: от суботы
же Лазоревы не несутся просфоры ни кутья за упокой, но все в честь
въскресенію Христову[6].
Эта очень сильная антитеза не могла
быть случайной, поскольку в ней концептуально отражается сущность
противопоставления христианства язычеству. Использовано, по всей
видимости, это противопоставление и в “Слове св. Григория...”. Так,
компилятор “Слова...” по Чудовскому списку обращается к фигурам рода и
рожаниц еще и в таком контексте:
сего же не могут ся лишити
проклятаго ставления вторыя трапезы роду и рожаницамъ на великую
прелесть вернымъ крестьяномъ и на хулу святому крещению; и на гневъ
богу верують упирем и младенци знаменають мертвы и берегенямъ их же
нарицають тридесет сестреницъ.
Таким образом, упоминание об
упырях и берегинях в данном случае разорвано вставкой о поклонении
умершим младенцам (это именно вставка: она ломает грамматически
правильную конструкцию, известную из других мест памятников). Этот
разрыв-вставка выразительно включает берегинь и упырей в культ умерших.
В списке “Слова...” по рукописи Софийского Новгородского собора читаем, что
темъ
же богомъ требу кладуть и творять и словеньскыи языкъ: виламъ, и
Мокошьи, диве, Перуну, Хърсу, роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ, и
переплуту, и верьтячеся пьють ему въ розехъ, и огневи сварожицю
молятся, и навьмь мовь творять, и въ тесте мосты делають, и колодязе, и
ина многа.
Итак, в этом случае тоже имеет место редакция
памятника, в которой упыри и берегини упоминаются в ряду, связанном с
культом предков. Правда, то, что оба эти персонажа отделены от
упоминаний про навий и про обрядовые мосты в тесте называнием Переплута
и огня-сварожича, как бы ослабляет наш тезис. Но в целом все-таки тот
факт, что эти же персонажи представляют хтонический мир, вряд ли
оспорим. Причем то, что названы они непосредственно после рода и
рожаниц, может свидетельствовать о выявлении той же антитезы живого,
нарождающегося и мертвого, хтонического.
Если справедливы эти
рассуждения, то становится понятной первоначальная идея, заложенная в
памятник его автором: по его мысли, от эллинов славяне научились
поклоняться рождающимся богам, а до того (переже того) поклонялись
покойникам. Отсюда, вероятнее всего, и берет исток та периодизация,
которую видим в памятнике. По-настоящему это не периодизация, а идейное
противопоставление, затемненное позднейшими переписками и редакциями
источника.
Примечания
* Древнерусские цитаты по техническим соображениям передаются средствами современной русской графики.
[1]Гальковский
Н. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. ІІ.
Древние слова и поучения, направленные против язычества в народе //
Зап. Имп. Моск. археологического института. – М., 1913. – Т. 18. – С.
22-35. Приводим необходимый для понимания дальнейших рассуждений
отрывок по Паисиевскому сборнику (слова вынесены из-под титл,
надстрочные буквы перенесены в строку по смыслу): (почитают)
“..проклятаго же осирида роженъе. мати бо его ражающи (оказися) и того
створиша богомъ собе. и требы ему силны творяхут оканьнии. от техъ
извыкоша халдии. начаша требы имъ творити великия. роду и роженицам.
пороженью проклятаго бога осира. сего же осирида. скажют книги
сороциньския. яко нелепым проходомъ проиде. но смердящим. того ради
сороцини мыют оходъ. и болгаре. и терканини холми. откудуже извыкоша
елени класти требы. артемиду и артемиде. рекше роду ї роженице. тацииже
игуптяне. такоже и до словенъ доиде. се слов(ене).иї ти начаша требы
класти роду и рожаницам. преже перуна бога ихъ. а переже того клали
требу. упирем и берегиням. по святемъ крещеньи перуна отринуша. а по
христа бога яшася но и ноне по украинамъ моляться ему проклятому богу
перуну. и хорсу.иї мокоши. и вилу. и то творят отаи. сего не могуться
лишити. проклятаго ставленья вторыя тряпезы нареченыя роду и рожаницам.
(на) велику прелесть верным крестьяном. и на хулу святому крещенью. и
на гневъ богу...” (ср. там же, с. 24).
[2]См.: Срезневский И.
Свидетельство Паисиевского сборника о языческих суевериях русских //
Москвитянин. – 1851. – Ч. 2. – № 5 (Часть 1). – С. 56-61.
[3]См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М., 1981. – С. 8-30 и др.
[4]Срезневский И., указ. соч., с. 57.
[5]Зубов
Н. И. Древнерусская теонимия: Проблема собственного и нарицательного.
Дис. ... канд. филол. наук. – Одесса, 1982. – С. 73-87; его же. Род //
Русская ономастика и ономастика России. Словарь. – М., 1994. – С.
170-173; его же. Научные фантомы славянского язычества // Живая
старина, 1995. – С. 46.
[6]Гальковский Н., указ соч., с. 16.
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий